Другие девушки окружали ее с почтением, склоняли головы перед ней. Она была девичьим предводителем. Она спокойно принимала поклонение, но какая-то странная притаенная горделивость, порывистая и дикая, ощущалась вдруг в ее движениях, в том, как приподнимала руку или чуть повертывала голову. Она одна не посестрилась ни с кем. Здесь не было ей равной.
Девушки все были босые. Но вот она отошла от воды. Она Шла бодро и легко, сильною ровною поступью, голову держала прямо и высоко. Шея ее вовсе не казалась тонкой. Но снова чувствовалось детское что-то в этой вскинутой девичьей голове, в этих розовых губах, будто готовых приоткрыться, в этом смутно улыбчивом золотисто-голубом взгляде раскосых глаз, в этих чуть скошенных выступах скул на светлом ее лице. Брошены были на прибрежной траве холщовые обмотки и простая плетеная обувь. Простым легким движением она наклонилась и подняла с земли тонкий льняной беленый холст. Он жадно впитывал, впивал глазами сильные плавные изгибы молодого тела. Она легко села на траву и принялась наматывать, навивать Тонкий холст на ноги. Он смотрел, как она согнула ногу в колене, гладкую, сильную и стройную. Она сидела боком к нему. Теперь она наклонила голову, навивая старательно полосу белого холста. Легкость и величавость виделись в этом наклоне девичьей головы. Длинные волосы бледной светлой волной перекинулись на грудь...
Странное чувство жалости, прежде неведомой ему, охватывало его душу все сильнее... Что-то произойдет. И будет одновременно и странное, и такое, что и должно произойти. И он позабудет происшедшее, но и будет помнить всегда. И вольется все в какую-то странную реку времени, реку величия и безоглядной горечи...
Он вел свой род от северного князя Рюрика, пришедшего некогда в землю Русь, изобильную серебром, белками и соболями. Была эта земля большая, но не торговая, насельники ее были красивые люди, белые и высокие, с белокурыми волосами. И бывали по зимам в этой земле сильные холода. Но не были страшны холода северному князю, и пошел от него многоветвистый род князей-царей.
Родился Ярослав Всеволодович в стольном городе Владимире. Дедом ему приходился князь Юрий Долгорукий, отцом — князь Всеволод по прозванию — Большое Гнездо. Христианское, крещёное имя Всеволода было — Димитрий, и заложен был отцом в его честь, город Дмитров. А Ярослава крестили Федором, «Ярослав» — княжое имя было ему. По княжому этому имени и сыновья его звались Ярославичами. Зовется Ярослав Всеволодович Шестым. Сам Ярослав Киевский, прозванный Мудрым, в предках у него. А родовые владения — Переяславль-Залесский, Суздаль, Владимир. Но и в Киеве и в Новгороде случалось править. Жизнь Ярослава-Феодора — жизнь одного из многих князей-правителей русских земель — полна походами воинскими, борьбою за власть, ссорами и союзами с братьями и родичами. Мальчиком еще малым послан был отцом в город Переяславль, что на юге Руси, а едва минуло ему шестнадцать, согнали его с княжения сами горожане. Воротился в Суздальскую землю, получил от отца в удел Переяславль-Залесский, так и осталось за ним владение, его это удел, верный. Но кто же станет править мирно своим уделом? Правителям и не понять, не постичь, не помыслить ни о чем подобном. Да кому бы и вздумалось по чуду, тотчас был бы завоеван, захвачен, смят. Но не бывает чудес. В битвах ширятся владения; побеждают, славятся и остаются в памяти людей сильнейшие. И словно бы есть своя судьба у земель и городов, своя судьба, ей одной ведомым путем проводящая правителей через вереницу битв, споров и содружеств к единению или разорению, к величию или падению. А выдастся, выпадет короткое время безбитвенное, и начертает летописец задумчиво и чуть изумленно: «Тишина бысть».
Скончался правитель Димитрий-Всеволод и оставил преемником своим на великокняжеском столе сына Юрия. И тотчас поднялся на Юрия брат Константин, и Феодор-Ярослав принял сторону Юрия и пошел на брата Константина, схватывался с ним под Ростовом на реке Ишне. А Рязань... А Новгород — орешек твердый...
И новые ссоры и союзы, новые битвы, завоевания и потери...
Как же это переносили все люди, хлебопашцы и горожане, насельники земель? О, психология феодального человека, грубо зависимого, порою лишенного простой (а быть может, и не такой уж простой) свободы побыть в одиночестве, подумать, поразмыслить. О, психология человека, вынужденного постоянно поддерживать кого-то и кого-то ненавидеть. О, психология человека феодальных усобиц — велели, приказали идти — и он идет, а там и пограбить дадут. А если и блеснет смутная возможность выбора, то все к тому же сведется — возненавидеть, поддержать, пограбить...