Смех, крик. Все ближе, ближе. Может, лучше войти в дом? Все увидят, что она одна, что нет возле нее Георге… По селу уже ходят слухи, что у них все кончено, — что ж, если он хочет разорвать ее сердце…
Впереди идет Иляна, девушка с нижней магалы. Взглянула на Русанду, ничего не сказала, прошла мимо.
— Ой, Русанда, спасай! — еще издали закричала Домника.
— А что?
— Да вот Скридон…
Скридон обиделся:
— Ты, может, еще маме своей пожалуешься?
И всё пары, пары…
— Ты что одна стоишь?..
Кто-то удивился:
— Какой красивый сад у бади Михалаке!
— Черешни быстро растут.
И нет среди них высокого парня, парня, который всегда ходит быстро, чуть вразвалку, словно, куда бы ни шел, всюду его ждут важные дела…
Прошли.
Русанда уже хотела уйти, но заметила тень на перекрестке. Несколько мгновений стояла не двигаясь, следя за тенью. Потом улыбнулась, тихонько приоткрыла калитку и вышла на дорогу.
Он шел, глядя себе под ноги. Поднял голову, увидел девушку у калитки. На секунду тропинка заглушила шаги. Дойдя до калитки, глухо сказал:
— Добрый вечер, Русанда.
— Добрый…
Еще один шаг, и еще, и вот уже три шага… Русанда облокотилась на калитку.
Слезы застилали тень парня, она быстро вытерла их, но появились другие, и вот он уже исчезает за поворотом…
Кончено все… Господи, а какая была любовь, какая любовь!
О благословенное южное солнце, властвующее над нашим духом, о эти краткие, молниеносные, испепеляющие увлечения, о эти святые мгновения, когда из ничего, из благозвучия ничего не значащего слова, из задумчивого взгляда, из загадочной усмешки занимается вдруг великое пожарище любви, готовое испепелить все вокруг, когда неуемное влюбленное сердце жаждет подвигов, самопожертвования, готовое встрепенуться в любой миг, когда соперники мерещатся на каждом шагу, и черная молния ревности полоснет по сердцу так, что рука в минуту какого-то безумия выдергивает с корнем все, чем сердце жило, и, стало быть, все, конец всему, конец навеки, но вот сделан шаг, и еще шаг, вздох, и еще вздох, и судьба нам снова улыбается и ведет нас от невыносимой боли разрыва к неизъяснимо сладостному мигу примирения…
26
С самого заката открыты ворота, с самого заката сочится вода из большого ведра, принесенного для пойки лошадей; с самого заката котенок, почуяв вкусный запах, забрался под табурет, сидит не шелохнувшись, ждет и никак не возьмет в толк, отчего это хозяева не садятся за стол.
У ворот стоит тетушка Фрэсына, пристально глядит на дорогу и, когда уже не гремит по пыльной дороге ни одна телега, вздыхает:
— Матерь божья… А где же мой Георге?
Припомнила, что вчера вечером свалилась усталая, не помолившись за Георге, — боже, будь милостив! — и стала торопливо молиться. Уже прочла «Отче наш», начала «Царю небесный», а Георге все нет и нет…
Засветились окна соседнего дома, где-то внизу поскрипывал колодезный журавель, и тетушка Илинка вышла в сад сторожить свои абрикосы. Кричит без толку в темноту:
— А ну, кто там? Э-эй вы, бессовестные!
Правда, если подумать, что может случиться с Георге? Кобылки у них смирные, неогороженных колодцев в той стороне нет…
Тихий, сбивчивый звон телеги, тень жеребенка скользит по заборам…
«Едет! Слава богу…»
— Почему так поздно, Георгицэ!
— Надо было закончить там…
Тетушка тщательно закрыла ворота, пошла за подводой, повторяя про себя молитву, обращенную к святому Георге, который, хотя и был занят борьбой с драконами, успевал заботиться о людях, носивших его имя.
Георге распряг лошадей и долго еще возился во дворе. В третий раз тетушка подогрела обед, и он снова остыл, потухли уже и угли в очаге.
— Георгицэ, почему не идешь к столу, сынок?
— Иду, сейчас иду.
Сейчас придет. Мысленно продолжала молитву, но, увидев, что он, даже не присев, отщипывает хлеб, с трудом жует его, запнулась на «и отпусти нам грехи наши».
— Да ты не болен?
— Нет, ничего.
Она вышла во двор почистить ему костюм — сегодня суббота, и дети, у которых есть отцы, давно гуляют. Хорошо еще, что завтра воскресенье отдохнет.
Но что это, чем он собирается кормить лошадей?
Она вошла в дом и спросила так, будто сама была в этом виновата:
— Ты забыл накосить траву?
— Нет, не забыл.
— Так… Не привез же…
— Завтра погоню их пастись.
— Ну придумает тоже! Нарву сама им травы на огороде.