Георге стал насвистывать песенку, хотел веселую, а получилась грустная, и мелодия путалась, да к тому же сам музыкант не хотел, чтобы его слышали. Принялся плести креслище из стебельков одуванчика, получилось красиво, но только кому нужна эта игрушка? И жаркое, праздничное солнце, и ярко-зеленый луг, и руки, которые вдруг стали лишними, — все это настойчиво напоминало о том, что сегодня день отдыха.
Был день, когда люди ищут встреч, когда собираются вместе все новости за неделю, когда посевы перешептываются застенчиво и клонятся все ниже и ниже, чтобы не услышали их с проезжающей мимо повозки.
Он сорвал лист лопуха и бросил его в Реут — лист закружился, понесся вниз и вскоре исчез за поворотом. И Реут торопится к другим водам, и ему скучно одному среди этих холмов.
— Что за черт? Неужели мне весь день куковать тут одному?! Если так, я не выдержу и ближе к вечеру покачу домой…
Казалось, это уже давно решено, а сказал он это так, чтобы не забыть. Теперь надо подняться на холм и посмотреть, не идет ли кто. Ну хоть малыш какой-нибудь. К тому же его тетка там посеяла рожь и просила наведаться, хотя бы изредка.
Рожь у тетки оказалась чудная, надо будет сегодня зайти к ней и сказать. Вот обрадуется…
Сел на обочине и стал глядеть на дорогу — не может быть, чтоб за целый день так никто и не пришел. Глядел долго, пока не затуманилась даль, пока не стала раскачиваться дорога, все глядел и глядел, и в нем стала пробуждаться та огромная любовь, которой он бы любил своих братьев, будь они у него. Теперь эта вдруг проснувшаяся любовь рвалась навстречу тому человеку, который покажется на дороге, она кипела, клокотала, и Георге все глядел, без конца глядел на пустую дорогу, ломающуюся в его слезившихся от напряжения и тоски глазах.
27
Путнику к лицу дорога.
А дорога хороша, и не успело солнце оторваться от горизонта, а Миша-почтальон уже меряет ее своими широкими шагами. Круглый год будит он дорогу по утрам, круглый год насвистывает ей дойны, плетет стежки вдоль обочин.
Хороший товарищ дорога. Когда молчишь — молчит и она, когда заговоришь — она слушает, а что узнала — никому не проболтает. Много знает Мишина дорога, много знает, много видела, но никому ничего не скажет. Она одна видела, как он плакал, она одна слышала, как глухой ночью звал он мать, затерявшись во время вьюги в этом поле.
Много знает, но молчит — хороший товарищ! И Миша заводит с ней беседу рассказывает ей сельские новости, сообщает, кто вчера получил письмо, напоминает, что сегодня воскресенье, что не мешало бы им обоим отдохнуть после обеда — достаточно поработали. Но дорога хочет знать все подробно, и только начал Миша рассказывать, а слушать уже некому — дорога, перебравшись через железнодорожное полотно, разделилась, разбежалась между рядами городских домиков. Уже пришел? Немного досадно, что приходится прерывать рассказ на середине, но он обещает дороге скоро вернуться и досказать остальное.
И в самом деле, не успела улечься пыль, а он снова появился с сумкой, полной писем. Но только — что такое? Миша на миг задерживается на железнодорожной насыпи, соображая, в какой стороне село, и, позабыв свою дорогу, бежит прямиком, через пшеничные, через кукурузные поля.
Мигом взбежал на гору, мигом сбежал с нее, а сумка все подгоняла, колотила но спине, нетерпеливо позванивая пряжками, и волновались позади поля, неодобрительно качая колосьями. Но Миша бежал, повторяя одно и то же слово и размахивая шляпой, будто все село уже собралось перед ним и слушает.
Вот еще одна горка осталась позади, теперь будет дамба, а за дамбой: мост, где его ждет народ.
Мокрый, с дрожащими губами, выбежал он на мост и остановился. На мосту не было ни души — впервые с тех пор, как носит письма, увидел он мост пустым. Значит, уже узнали.
Миша устало облокотился на перила, вытер рукавом лоб, щеки, глаза… С тех пор как дали ему эту сумку, люди жили вестями, которые он приносил, радостными или печальными. И так, уходя и возвращаясь, мечтал он о том дне, когда принесет одну весть всем сразу. И скажет село: видали вы такого почтальона?!
Но, оказывается, есть вести, которые доходят сами, без почтальона. Миша ободряюще похлопал перила моста и пошел в село. Едва миновал первые две-три хаты, как навстречу ему выбежала девочка. Видно, ей хотелось броситься к нему, но застеснялась чужого. Только улыбнулась и спросила:
— Уже мир! Слышали?
Миша кивнул не останавливаясь. Село вдруг ожило, заулыбалось, где-то искрилась мелодия, готовая вот-вот политься широкой песней. На улицах мелькали люди, пьяные от счастья, и проходили мимо, не замечая его, не отвечая на его приветствия.