— Тогда заходи в соседнюю комнату. Там сидят те, что без класса.
Но провести Трофимаша два раза подряд еще никому не удавалось. Парнишка осторожно приотворил дверь и вдруг заулыбался.
— Ты чего смеешься? — спросила Русанда.
— Я не смеюсь. Вы учительница?
— Я.
Снял сумку, кепку и оглядел комнату.
— А где я буду сидеть?
Еще в Сороках Русанда выбрала для Трофимаша подходящее местечко, которое сейчас ждало его, — на той самой парте, где не так давно сидела она сама.
— Вот здесь.
Под партой Трофимаш обнаружил перекладину — к чему это она? Заглянул под соседние парты — что остальные делают с перекладиной? Один паренек, повыше него, поставил на нее ноги. Трофимаш тоже вытянул ноги — хорошая вещь! А для рук ничего нет?
Русанда стояла возле окна, стояла на том же месте, где ее застал первый вошедший ученик. Ее начало знобить, и, чтобы сдержать дрожь, она с силой сжала карандаш. Ей казалось, что все это только шутка, что у этих ребят есть другой, настоящий учитель, который вышел на минуту, а ее оставил последить, чтобы дети не баловались.
Она поглядела на улицу, и ей очень хотелось, чтобы хоть кто-нибудь опоздал, но все уже уселись, стояла глубокая тишина, и много глаз выжидательно глядели на нее. Вдруг скрипнула дверь, Русанда сжала карандаш и все же вздрогнула, передернув плечами. Вошел Пынзару. Ей казалось: сейчас он возьмет журнал и приступит к уроку. Только стало досадно, что над ней так зло подшутили, и в то же время радовалась, что сейчас пойдет домой — побежит бегом, сбросит эту чистенькую одежду, которая как будто горит на ней. Положит серп на плечо… И уже мерещилось широкое поле, ясное небо — голубое и холодное небо, которое одно на свете не имеет тени.
— Разрешите?
«Почему он стоит на пороге?»
— Пожалуйста…
И она отошла в сторону, как бы уступая место.
— Мне нужен кусочек мела. Разрешите взять?
— Возьмите.
Взяв мел, Пынзару направился к двери, но вдруг остановился и сказал шепотом:
— Эй ты, там, под партой… что ты там делаешь?
— Жует, — выдал кто-то.
— Жует?! Ну-ка, спрячь быстренько хлеб, голубчик. Увидит Русанда Михайловна, и влетит же нам!
И вышел на цыпочках, как будто они вместе жевали хлеб под партой.
Значит, Русанда… Михайловна!
— Леля Русанда… Михайловна! Он опять кушает…
Русанда поглядела на стриженую головку Трофимаша — вдруг впервые увидела, что он очень похож на Домнику. Будто это Домника, нарочно сделавшись такой маленькой, чтоб не заметили, глядит на нее своими веселыми глазами: «Ну чего застеснялась? Подумаешь, важное дело учить других!»
Пошла между партами к мосту происшествия. Обжора — черный, как негр, мальчишка, которого с помощью ведра воды и куска мыла, пожалуй, удалось бы превратить в европейца, — сидел, окаменев, а рот у него был до того набит, что губы не сходились. Вопросительно смотрел на Русанду, ожидая, что последует.
— Значит, ребята, с сегодняшнего дня вы школьники. А школьники должны каждый день приходить в школу. Ну-ка, кто из вас скажет, есть у нас в селе школа или нет? Кто знает, пусть поднимет руку, вот так.
Подняла руку та девочка, которая всю зиму ходила на мост, девочка с голубыми глазами, по-старушечьи повязанная платочком.
— Как тебя зовут?
— Веруца. Так меня зовут.
— Ну и что ты скажешь, Веруца, есть у нас школа в селе?
— Е-есть.
— Правильно. Только, когда отвечаешь, надо встать.
— А я и так стою!
Русанда прикусила губу, чтобы не рассмеяться.
— Тогда садись.
Веруца внимательно осмотрела парту, покрутилась на месте, и ее глазки снова заблестели над самой партой.
— А я не могу сесть. Тут очень высоко.
Русанда посмотрела на того, кто сидел рядом с ней.
Трофимаш тут же вскочил с места и, подойдя, долго прикидывал, как бы ее посадить. В конце концов обнял и попытался оторвать от земли.
— Тяжелая, — сказал кому-то и быстро добавил: — Только ты уж меня не обнимай! Я это не люблю.
— Значит, школьники должны каждый день приходить в школу.
Она ходила между партами, и глядела в эти милые детские лица, и обещала открыть им большие тайны, большое счастье, большую жизнь. И они, робко следя глазами за ней, впервые размечтались: эх, хорошо бы!.. Вот только бы мама достала тетрадку.
Когда кончился последний урок и малыши столпились в коридоре, Русанда решила пойти домой вместе с ними. Учителей она боялась. Они всегда говорят только о школьных делах и, о чем бы ни зашла речь, начинают всегда одинаково: «В те времена, когда я учился в Яссах, в нормальном училище…» Но нужно было положить на место классный журнал, и она пошла в канцелярию. К счастью, там был только Пынзару.