Сегодня придет Русанда — и проворнее движется веник в ее руках, уютнее гудит в печке огонь, и растерянно бродит по комнате серая кошка, не находя места, где бы ей спокойно поспать.
Сегодня придет Русанда, и если суждено этим окнам быть чистыми, то они будут чистыми сегодня, и если печная дверца не хочет закрываться, то сегодня она закроется, и если дверная ручка надеется когда-нибудь заблестеть, то ей не придется больше ждать.
И если она вытащила базилик из-за иконы, то это потому, что Русанда любит базилик, и если она собрала фотографии со всего дома, то это потому, что Русанде нравится рассматривать фотографии, и если сегодня утром, в будний день, Трофимаш отведал варенья, то это для того, чтобы он не просил его вечером.
Если б Русанда была парнем, Домника сегодня же вышла бы за нее замуж. И как бы они ладили! Ведь было время, когда они и ели и спали одна у другой. Ходили в школу с одной чернильницей, одна и та же собака искусала их в один и тот же день, на одном и том же веретене учились они прясть, и если одна обрезала волосы, то и другая делала то же самое, если одна показывала мальчишкам язык, показывала и другая, и если одна помогала матери белить хату, белила и другая. Будь они хоть чуточку похожи — ну прямо сестры родные!
Но — что поделаешь! — они не были похожи…
Сначала это замечали только родители. Когда, случалось, Русанду поколотят дома, она убегала к бабушке и три дня ревела там, пока не приходил отец и не забирал ее домой. Когда колотили Домнику, она становилась послушнее в десять раз. Русанда была у родителей единственной — и самой старшей, и самой младшей, — а Домнике выпало несчастье быть в семье ни старшей, ни младшей. Для нее уже не вспоминали сказок, и меньше орехов для нее вмещалось в бабушкин карман, и все свое детство нянчила она одну-единственную куклу, которую сама смастерила. И когда кукла состарилась, Домнике стало жалко хоронить ее. А у Русанды было полдюжины кукол, которых она крестила, выдавала замуж и хоронила раньше, чем это принято у кукол.
Потом и учитель стал их различать. Русанда была красивее, учеба давалась ей легко, и учитель только ее посылал в канцелярию за картой. А Домника училась хуже, и учитель постоянно забывал, как ее зовут.
В конце концов и сами они заметили, что не похожи друг на друга. Когда они кончили четыре класса, им сказали дома, что хватит с них учения — все равно попадьями, мол, не станут, — Домника спокойно забросила ранец на чердак.
А Русанда но послушалась.
Прошло время, и однажды встретились они на мосту, постояли-постояли и не знали, о чем говорить.
— Ты в школу?
— В школу. А ты на прополку?
— На прополку.
Потом Русанда получила письмо от парня и не хотела сказать, от кого именно, а Домника устроила посиделки и не пригласила Русанду. И кто знает, может, так и кончилась бы их дружба, если б не война.
Где-то бушевала война, и это великое потрясение мира, хоть и щадило до поры до времени маленькую деревушку Валя Рэзешь, стороной совсем обойти ее не могло: то тут, то там появились кривые стога, сметанные женскими руками; мальчишки в десять лет научились ругаться, идя за плугом, и дед Дэнуцэ, запрятав свою скрипку на чердак, неумело, по-женски, молотил рожь. Бог жалел эту деревушку. Ее брали с боем, отступали и снова брали, но все эти операции происходили далеко, в других краях. Когда же битвы наконец завершились, через село прошли два танка с красными звездами на броне. Танкисты остановились спросить дорогу и поехали дальше. Прошло несколько дней, на западе затихли орудия, село успокоилось. Только изголодавшиеся по работе плуги день за днем резали залежавшуюся землю, и многие матери не знали, с какой стороны ожидать теперь весточек от своих сыновей.
И когда однажды наши девушки опять встретились па мосту, то не могли досыта наговориться.
— Ты еще ходишь в школу?
— Нет, я уже окончила.
— А жалко, правда?
— Очень.
— И как мне было жалко! Но потом привыкла. Ты сама связала эти кружева на рукавчиках?
— Сама.
— У тебя есть крючки?
— Даже два. Дать тебе один?
— Когда мне за ним прийти?
Потом и Русанда пришла к Домнике, посмотреть, что за цветы посадила та перед домом, и вновь стала вянуть трава на тропинке, которую они протоптали когда-то.