В нервом параграфе речь шла о налогах — снизить их поелику возможно и взимать со всех, без исключения.
Во втором — о заработной плате: привести в соответствие с прибылью и снижать в зависимости от прожиточного минимума.
Цены — строго контролировать во избежание манипулирования.
Жилищный вопрос — улучшить существующие жилищные условия и предпринять новое строительство с соблюдением контроля за качеством и арендной платой.
Пятый параграф призывал реорганизовать правительство таким образом, чтобы оно выполняло свои функции с наименьшей затратой денежных ресурсов и минимальными штатами.
В пункте шестом рассматривалось медицинское страхование и пенсии по выходе в отставку.
В седьмом предписывалось дробление больших земельных наделов с целью сделать пустующие земли плодоносными.
— К трем великим словам я хочу добавить четвертое, — заключил король. — Отныне девиз французов будет «Свобода, Равенство, Братство и… Предприимчивость».
Король, не поднимая головы, ждал аплодисментов, но, не дождавшись, обвел взглядом потрясенное собрание. Делегаты оцепенели от ужаса. Остекленевшими глазами они уставились на короля. Они, кажется, перестали дышать.
У Пипина IV было намечено на этом месте поклониться и с достоинством, под рукоплескания, удалиться, а вместо этого последовала гнетущая тишина. Он бы еще понял, если бы поднялась буря возмущения. Он приготовился даже к угрозам, но тишина сковала его и привела в замешательство. Он снял пенсне с носа и нацепил на палец.
— Я отвечаю за каждое сказанное слово, — начал он неловко. — Я действительно повидал Францию. Францию, которая пережила три вторжения, две оккупации за три поколения и вышла из всего этого цельной, сильной и свободной. Но то, чего не могли сделать враги, делаем мы сами — как жадные агрессивные дети, которые кидаются пирогом на дне рождения.
Он вдруг рассердился — рассердился самым настоящим образом, но не потерял хладнокровия.
— Я не просил, чтобы меня делали королем, — сказал он хрипло. — Я умолял не делать этого. Да вам и не был нужен король, вам нужна была ширма. — Он вдруг перешел на крик: — Вы сами выбрали короля, так получайте же короля — или колоссальный мыльный пузырь!
Делегаты принялись откашливаться и, сняв очки, протирать их.
— Я не хуже вас знаю, что время королей прошло, — уже спокойно продолжал он. — Королевская власть вымерла, ее место заняли советы директоров. Я пытался помочь вам перейти в другое качество, потому что сами вы ни то ни се. А теперь предоставляю вас вашим раздумьям. Распоряжения вы получили, подчинитесь вы им или нет — в любом случае постарайтесь быть достойными нашей прекрасной нации.
Слегка поклонившись, король повернулся к двери, однако паж, разинувший рот от изумления, как раз стоял в этот момент на краю пурпурного с горностаем плаща. Плащ сорвался с королевских плеч и свалился на пол, обнажив ряд английских булавок вдоль спины и мешком висящие штаны.
Напряжение у детей и взрослых находит обычно два пути разрядки — смех или слезы, и оба равно доступны всем. Булавки сделали свое дело.
Тихие смешки в первых рядах перешли в хихиканье погромче, а оно переросло в истерический хохот. Делегаты молотили кулаками по спинам впереди сидящих, хрюкали, рычали и вытирали глаза. Таким-то образом они отвели в другое русло то потрясение, какое испытали от речи короля, — потрясение, страх и чувство вины.
Пипин слышал смех сквозь закрытые двери. Он снял мешковатые штаны и повесил их на спинку стула. Затем надел темно-синий костюм в узкую полоску и повязал черный шелковый галстук.
Спокойно он вышел через заднюю дверь, обошел здание и постоял в толпе, собравшейся у величественного мраморного входа. Люди спрашивали друг друга: «Что там за шум? Что происходит?»
Король потихоньку выбрался из возбужденной толпы и какое-то время брел по улицам, заглядывая в окна. В музыкальном магазинчике он купил дешевую губную гармонику и, зажав в руке, то и дело дул в нее. Так он дошел до набережной Сены и постоял, наблюдая вечных рыбаков с их лесками и наживкой из хлебного мякиша.
Затем, поскольку дни уже заметно укоротились, он купил билет на автобус до Версаля и поехал домой. Там он долго ходил по опустевшим королевским покоям. В одной из комнат он выключил свет и подтащил стул к окну, выходившему в парк. Вынул из кармана губную гармонику и робко выдул звук. Он трудился над гаммой час. Через два часа ему удалось медленно и затрудненно сыграть «Около моей блондинки как хорошо, хорошо, хорошо» [21].
Сидя в темноте, Пипин улыбался. Во дворце стояла тишина. Он сыграл «Брат Жак», медленно, но без ошибок, от начала до конца. Карпы громко булькали в пруду.