— Я не хочу пересекать границу, сестра. Право, я не думаю, что я настолько важная фигура, чтобы им понадобилось меня убивать.
— Ваше величество, ведь они могут опасаться друг друга. Каждая группировка будет подозревать, что другие уже вступили с вами в сговор.
— Я не верю этому, — запротестовал король, — Монархия была мифом, она не существовала. Король? Король что-то вроде национальной шутки. Не думаю, чтобы они облагородили королевский сан убийством.
— Н-не знаю, — неуверенно протянула она. — Право, не знаю.
— Если я совершу побег или хотя бы попытку побега, я покажу, что я действительно важная персона и меня следует убить. Я часто размышлял, что случилось бы, если бы Людовик XVI не попытался бежать — а просто один, без охраны, отправился в зал для игры в мяч.
— Вы храбрый человек, сир.
— Нет, сестра, совсем нет. Может быть, глупый, но не храбрый. Я не хочу быть жертвой. Мне нужен мой дом, моя жена и мой телескоп — и больше ничего. Не вынуди они меня стать королем, мне не пришлось бы вести себя как король. Одна психологическая случайность повлекла за собой другие.
— Хотелось бы мне быть уверенной в вашей безопасности. К сожалению, я должна идти, мсье. А вы знаете, ведь этот человечек вылечил-таки мне ноги. Не знаю, прощу ли я его. Так вы не пойдете со мной?
— Нет, сестра.
— Дайте руку!
Сестра Гиацинта склонилась над его рукой и поцеловала ее.
— Прощайте, ваше величество.
Когда он поднял голову, она уже ушла, ступая так тихо, что ни один кусок паркета не скрипнул.
Пипин приложил теплую еще гармонику к губам и очень медленно проиграл «до-ре-ми-фа-соль-ля». «Си» у него не получилось, он начал сначала, доиграл до конца и закончил на «до».
Потом он спустился по винтовой лестнице в парк. Под ногами у него громко хрустел гравий. Дойдя до главных ворот, он остановился, вглядываясь и не видя в темноте — есть ли караульный. Наконец, вспыхнула спичка, и он увидел одинокого часового, сидящего на земле спиной к будке; винтовка стояла рядом. Король подошел поближе.
— Вы что же, один?
— Все подались в Париж, — пожаловался часовой. — Несправедливо. Почему именно меня тут оставили дежурить? Выбрали, приказали — и неси караул. По моему послужному списку видно, что я хороший солдат.
— Хотите «Лаки Страйке»?
— А у вас есть сигарета?
— Можете взять пачку.
Часовой поднялся и с подозрением вгляделся в Пипина.
— Кто вы такой?
— Король.
— Простите, сир. Я вас не узнал. Прошу прощения.
— Что творится в Париже?
— В том-то и дело, сир, что не знаю. Говорят, идет большое веселье. Всякие бесчинства… Может, даже грабят, а я тут все пропускаю.
— Это несправедливо, — посочувствовал ему Пипин. — А почему бы вам не отправиться туда?
— Ну, как же я могу? Меня предадут военно-полевому суду. У меня семья. Мне о ней надо думать. Капитан приказал…
— Как вы считаете, я главнее капитана?
— Само собой, сир.
— Тогда я освобождаю вас от несения караула.
— Одного слова мало. Как я докажу?
— Есть у вас фонарик?
— Конечно, сир.
— Одолжите его мне. — Пипин вошел в караульную будку и встал у полочки, на которой лежала пачка бумаги и карандаш.
— Как вас зовут? — спросил он.
— Вотен. Сержант Вотен, сир.
И Пипин написал: «Настоящим сержант Вотен освобождается от несения караула и получает разрешение уволиться в отпуск сроком на две недели, начиная с…».
— Который час?
— Двенадцать двадцать ночи, сир.
«…с 12.20 ночи», — закончил Пипин. Он поставил дату и подписался: «Пипин IV, король Франции, главнокомандующий всеми вооруженными силами». Потом протянул приказ и фонарик сержанту.
Тот посветил на бумагу и внимательно прочитал ее.
— Трудно придраться, сир. Но кто будет нести караул?
— Я пригляжу за воротами.
— А вам разве не хочется поглядеть на бесчинства, сир?
— Не особенно, — ответил Пипин.
Он проводил взглядом счастливого караульного, укатившего на велосипеде в сторону Парижа, а затем сел на землю и прислонился к будке.
Ночь была холодная, ярко светили звезды и стояла абсолютная тишина. Ни одного автомобиля на шоссе. Вдали над Парижем стояло зарево от городских огней. Сзади темнела громада дворца. Пипину подумалось, что, по крайней мере, полсотни лет здесь не бывало такой тихой ночи.
Вдруг он услыхал отдаленный гул мотора, потом увидел фары быстро приближающейся машины. Взвизгнув тормозами, она остановилась у ворот. Это был бьюик с откидным верхом. Огни ослепили Пипина, сидящего на земле.