- Ты серьезно? Как на счет того момента, когда ты просил меня «остаться еще немного»? Или когда целовал и шептал, что никогда не забывал какие сладкие у меня губы? – Я почти кричала, захлебываясь словами, но не могла остановиться. – Или когда предложил уехать вместе? Или когда здесь, на этой самой кровати, срывал с меня одежду и клялся, что никогда и не с кем так себя не чувствовал? Как на счет любого из этих моментов, а?
Не осознавая, что делаю, я толкнула его в грудь, и Ваня покачнулся, едва удержавшись на ногах. Он не отрывал от меня взгляд, пока я говорила, и даже сквозь застилавшую пелену слез, я видела синее пламя, бушевавшее в глубине его глаз – чистое, яркое, отчаянное.
- Я не врал, - несмотря на мои протесты, Ваня потянулся и обхватил мое лицо: заставил посмотреть на него, услышать его. – Я не врал тебе, ни разу. Я никогда, ни на один день, не забывал тебя. Ты ушла, подарив мне один короткий месяц, а я не удержал, не разглядел тогда чем ты для меня стала! А потом задыхался, потому что не мог забыть, не мог выкинуть тебя из головы и из сердца! Боже, мне ведь было всего восемнадцать! Я думал, что время все вылечит, - он на миг зажмурился. – Но шли месяцы, а ничего не менялось. Милая…
- Не называй меня так, - вздрогнула я.
- … когда я вчера тебя встретил, я понял, что судьба подарила мне еще один шанс. Нам.
Я смотрела на Ваню, не в силах дышать от гремучей смеси переполнявших меня эмоций: удивления, брезгливости, злости. Такого я не ожидала. Чего угодно – что он посмеется надо мной, узнав, что я придаю этой ночи какое-то значение; пожмет плечами, сказав, что я перегибаю палку; закатит глаза и уйдет, или разозлится, или что там они, мужчины, обычно делают в таких случаях, - но не этого! Что, ради всего святого, он несет?
- Вань, ну что за бред? Ты мог найти меня. Я тебя умоляю, в наше то время! Мы же в одной школе учились, у нас куча общих знакомых, не говоря уже о ФэйсБуке или Скайпе. Господи, да ты с Тёмой знаком, он дал бы тебе мой номер! К чему такая драма?
При упоминании Артема, Ванино лицо дернулось и приобрело злое выражение:
- Я спрашивал. Твой драгоценный дружок велел держаться от тебя подальше. Сказал, что ты давно все забыла и счастлива с другим.
- Что? С кем? – Он говорил с Тёмой? И Тёма мне ничего не сказал? Чем дальше, тем запутаннее, а голова болит все сильнее.
- С ним.
- С Тёмой? Ты что-то не так понял, - уверенно сказала я, отказываясь верить, что Артем способен на такую ложь. Да и зачем?
- Да черт с ним, с Артемом! – Подавшись вперед, Ваня притянул меня к себе: простыня начала соскальзывать, и я судорожно ухватилась за края, не имея ни малейшего желания оказаться перед ним еще более уязвимой, чем уже себя чувствовала. От прикосновения его горячей кожи к моей холодной я ощутила дрожь во всем теле, и это была совсем не та дрожь долгожданного соединения, пронзавшая меня прошлой ночью. Это было что-то, очень похожее на ужас.
Я не хотела верить ему, не хотела, чтобы его слова были правдой, но боялась что это все же так. Потому что, если быть до конца честной, я никогда не любила Ваню. Не так. Да, я была увлечена им, может даже, немного влюблена, но никогда – ни тогда, ни тем более, сейчас, - это не было такой всепоглощающей страстью и тоской, какими горели его глаза.
- Тебе лучше уйти, - повторила я.
- Но почему? – Ваня вскочил на ноги и несколько раз быстро прошелся по комнате, запустив руки в волосы. – Ты вообще слышала, что я говорил?
- Ты женат, - лаконично ответила я. – И, насколько я понимаю, ты отец. Все это как-то не вписывается в, нарисованную тобой, картину душевных терзаний.
- Это было ошибкой! – Вырвалось у него, и по Ваниному лицу стало ясно, что он впервые произнес эти слова вслух. Может, даже для себя. И мне стало нестерпимо гадко.
- Это мерзко. Как ты можешь называть свою семью ошибкой? – Вновь завелась я, начиная терять самообладание. Мне хотелось остаться одной и соскоблить с кожи его запах. Он одним махом перечеркнул все-то хорошее, что когда-то нас связывало. – Эта женщина, кем бы она ни была, наверняка любит тебя. Она подарила тебе чудесного малыша Вань, и не заслуживает того, что происходит сейчас. И я не заслуживаю. – Ваня просто стоял и смотрел на меня, а его, некогда такие знакомые синие глаза, углями тлели под сведенными бровями. - Если ты не любишь ее, это ваше дело. Но я не хочу быть частью этой грязи. Мы уже давно не дети, Вань, и принятые нами решения накладывают и ряд обязательств. Уходи.
- У тебя все так просто, - горько усмехнулся он, продолжая прожигать меня взглядом. – Не жизнь, а шахматная доска.
Тут он прав: с Ваней мне всегда было легко. Я не мялась и не заикалась, когда хотела донести до него какую-то свою мысль. И это лишний раз доказывает, что я никогда не была в него влюблена.