дым растворялся в воздухе, поднимаясь к облакам, к стратосфере или к райским, - если верить одной досужей сплетне, - местам, где сидит божка и плюет в свои кусты, а ясноликие ребята валяются, сраженные неслыханным кайфом (интересно, покруче ли райский кайф наслаждений от секса, наркоты и обладания Властью?), а безгреховные ангелы веют над ними, - вот туда и уносился дым с пламенеющего кончика его сигареты, молодой человек смотрел на огонь и ускользающе улыбался, словно уже побывал в раю и вернулся сюда заниматься настоящим делом, или высчитал отмеренное время жизни, или переспал с долгожданной, или убил, или ушел от смерти, сошел с трапа, сошел с ума, сошел на нет, прочитал необычайно умную и задушевную книгу, или - что еще там? - получил тяжелого пинка в зад? - познал Заратустру? - помолился на ночь Дездемоне?
несмотря на всех, он улыбался правильно, и не менее красиво, чем курил, чем занимался сотней иных дел, которыми с удовольствием или без него приходится заниматься - (жизнь... жизнь ли?) - и все они отдают какой-то хреновиной, и тем не менее кто-то умеет жить - не в пошлом понимании этой фразы! - а кто-то сам отдает хреновиной, но молодой человек пахнул нездешним одеколоном, отливал своей чернотой и светился теплым кончиком сигаретки, живя в контрасте с интересной судьбой окрестных территорий, хоть и не думая о своем месте в этих территориях - возможно, следовало бы, подумал засыпающий Ладонежский - и вот на тебе: кому хрен с укропом, а кому и Россию поднимать;
улыбка стерлась, на место ей пришло устращающее видение: тетка: пятьдесят лет: толстая не в меру, и умеренно спешащая по свои делам: что в ней страшного? - наверное, сочетание природных элементов - как бы это расшифровать? - наверное, не получится... но тетка была страшна, она плыла, как утопающий в жире броненосец, выставляя красные ноги и подрагивая красным лицом, задыхалась, но гребла вперед, как будто к некой цели, ведомой ей одной, и становилось жутко от того, что такие тетки знают, где цель - Господи, что случится с миром, когда они наконец достигнут ее? - мир не переживет: к счастью, у них не бывают целей, только призраки в миражах, и мир может не волноваться: переживет: а они не переживут - мира...
неужели Шлепа качнулся на углу рядом с магазином тканей? - конечно, нет, просто некоторые морды всегда на одно лицо, ничем не примечательные и оттого фантастично похожие, очень народные, кстати, морды, если понимать под народом избранных, а не всех: у образованных физиономии несколько иного формата, там дурь ютится в уголках, глубинах, за ширмочками - а тут она не ютится: посмотришь эдак на лицо: оба на, думаешь, вот человек, ecce homo, не кот чихнул, мостить бы дороги этот лицом, не было бы крепче в мире дорог, или там гвоздей, или еще какой дряни, нужной и полезной в народном - не абы каком! - хозяйстве;
конечно, не Шлепа, он и сам уже различал детали лица, приемлимые для окончательного вердикта - нет, не он, просто добродушный выродок лет семнадцати, есть такие, были и будут, на них-то, по слухам, мать-земля и стоит, а куда ей без таких? - без таких сразу комунизм, Царство Божье и права человека, а земля обязана на чем-то стоять, вот и стоит: на уродах: а ты думал, что на Достоевском? - да нет, на уродах стоит, а на гениях крутится, а Шлепами удобряется - говорил ему позднее клетчатый в зазеркалье, а ты думал, что мать-земля удобряется любовью и добротой? только дерьмом, мон ами, только подлинным и откровенным дерьмом, бон ами, в этом таится главная задача этих людей, шер ами, и не спорь со мною, нет иных задач, все остальное сочинили свистоплясы-интеллигенты: недомуты, вот и придумали; добродушный парень плевал на газон, с чувством, с толком и с расстановкой - видимо, долго учился на специальных курсах, готовился, Леше стало страшно:
его траектория пролегала мимо парня, он ждал плохого: привык? - ну мало ли, парень мог очень легко обидеть: ухватить за ухо, оттаскать за нос, от души ударить в живот, мог и мазнуть открытой ладонью по лицу; мог просто в открытое пространство сказать: пидарас, даже не обращаясь к Леше (как бы!), но все равно разговаривая с ним, ведь никого рядом нет, а Леша как раз проходил бы мимо, а сказано было бы негромко и равнодушно, почти в пустоту: пидарас; и Леша не спал бы ночь - такое уже было; даже не обидишься открыто: вроде не тебе сказали, без окрика, даже без интонации, подразумевающей собеседника - а плакать хочется даже к концу дня, и не получается заняться привычным делом как привычном делом: перед сознанием картинка и ленивое слово пидарас, которое уходит в прошлое лишь назавтра, но дает себя знать в тысяче мелочей - например, ты боишься простого парня, стоящего близ магазина тканей, с вонючим лицом (вонючих лиц все-таки не бывает, но иногда встречаются слова, в обход логики дающие смысл: сочетание слов вонючая душа смотрелось бы чересчур не так, а назвать вонючим самого парня было нельзя: он стоял чистым, коротко подстриженым, аккуратным, в темных брюках и рубашке, благоухая особым одеколоном), парень покачнулся и пошел прочь вместе со своим лицом, Леша заметил легкий откат своего мелочного страха: парень шел под прямым углом, исчезая с лешиного пути до пересечения, что давало повод к мелочной радости - Леша чувствовал ее, и только годы спустя стал сердиться на ее мелочность;
теперь следующие тридцать секунд несли встречу с более приятным видением, во-первых, не внущающем страха, в дымчатых очках и авторучкой в кармане серого пиджака, лет сорока; мужчина был оригинально красив, впрочем, не пресловутой красотой "настоящего мужчины" - его привлекательность была не столь пресловута, и назвать его интеллектуалом хотелось больше, чем интеллигентом, не вдаваясь в неуловимое различие смысла, просто хотелось сразу назвать, поместить в таблицу, классифицировать, приходило на ум, - не Леше, тот пока не сильно разбирался в словах, - так вот, не интеллигентом, а почему-то интеллектуалом, спешащим по своим замудрым делам: опаздывал на прустовские чтения в Комбре? джойсовский слет в Дублине? ницшеанские дни в Обер Энгадине? кантовские посиделки в Калининграде? развеселый евангелический бухач на Ясной Поляне? - спешил, словно где-то в этих местах послезавтра объявляли его доклад, а без его дымчатых очков слет не слет, Комбре не Комбре, и бухач, разумеется, не бухач: то есть бухач, конечно, но без философского лейтмотива; он спешил и улыбался слегка замудро, однако похуже, чем покуривающий молодой человек с дипломатом: у того улыбка выходила более беззаботной, и оттого, как ни странно, более знающей - есть ведь беззаботность дурака, живущего ниже сложностей жизни, и беззаботность познавшего: все шунья, мол, все пустота, все примерно равная хрень: и победа, и поражение, а волноваться в жизни просто неприлично: раз познал жизнь - чего там в ней волноваться? - пусть волнуется тот, кто живет впервые, а мы примем победу и поражение с лицом шахматиста: известно ведь, что шахматист с одинаковым лицом и по одним алгоритмам разыгравыет проиграшный и выиграшный эндшпиль, и если есть какое-то различие в игре, то оно стирается с уровнем игрока: пусть волнуются живущие первый раз - (хотя мы прекрасно осведомлены о так называемых сложностях жизни!) - истинно лишь лицо хорошего шахматиста, всегда и в любой момент, а раз это ясно, то можно вести себя как угодно: бегать, прыгать, плакать и танцевать, походя насилуя встречных и раздаривая нищим добро; вот тебе, бабушка, и Юрьев день, вот тебе, внучок, и улыбка знающего;
и мужчина сорока лет, опаздывающий в Обер Энгадин, улыбался тоже неплохо, однако была в его теле сжатость, она отличала его от молодого человека в черном галстуке, делая чуть менее симпатичным, хотя дымчатые очки по-прежнему давали о себе знать,
он прошел на свой калининградский рейс, в Дублине его грохнули знаменитые террористы - или он просто растворился в Комбре? - упился в дым на Ясной Поляне? - неважно, наверное: он и без того слишкое большое значение придавал обстоятельствам, а ведь кроме них в жизни присутствует еще сама жизнь, и это прекрасно понимала прыгнувшая из арки безродная собака с классическим хвостом-бубликом: она лаяла столь задорно, что в ее императиве не стоило сомневаться: конечно же, в жизни главное сама жизнь, и она лаяла на всех тех, кто не понимает это как надо: когда мимо проходил Леша, она захлебывалась, а когда он исчез, приветливо замахала бубликом и лихо покатилась по земле настречу своим дворняжьим делам, Леша обернулся - она гавкнула, но не зло, а с чувством собачьего всепрощения, словно пройдя выучку у собачьего Льва Толстого, такой должен быть... наверное, это старый облезлый пудель, отлученный от хозяйской руки и брошенный на мутную дворовую поляну, по слабости одомашеннных лап адепт ненасилия и вегетарианец от неумения ловить мясо, лунными ночами воющий свое унылое евангелие на Луну, подставляющий левый бок, когда сучковатой палкой охаживают справа (не морду же подставлять?) и наставляющий щенков на грустное и незлое существование, посмешище больших аристократов-колли и отчаянных урок-дворняг, друг кошек, которые считали его своим - собачий Толстой был сторонник интернационализма! - но славной тем, что по газону за ним волочился не только кусаный хвост и неровная дорожка мочи, но и шлейф духовности... что это такое, никто не знал, но слава о феноменальном духовном псе достигала соседних дворов и помоек: посмотреть на Учителя прибегали целые стаи.