Он отчаянно пытается схватиться за что-то в сапфировой бездне, словно опустевшей и заледенелой, но чувствует, как тонет и проваливается под лед.
— Почему? — шепчет Бриенна, и не сводит с него пристального взгляда.
— Потому что я совершил слишком много ошибок. Тысячи! И я не хотел, чтобы эта — роковая — ранила женщину, которую я…
В одно мгновение весь мир замирает вокруг него и не сказанной фразы, до безумия важной, но сидящей глубоко в глотке. Кажется, это осознание разбило стены его неприступного сердца лишь сейчас, такое яркое и обжигающее, что Ланнистер невольно сжимает здоровую руку в кулак. Несколько слов, которые значат целый мир, и будто бы всегда значили, будто бы никогда не было Серсеи и тех грязных, эгоистичных чувств, будто бы никогда не было ничего, кроме прекрасных глаз цвета неба, сейчас переполненных отчаянием.
Потому что она всегда была важнее.
Потому что он готов был сдохнуть в чертовой яме с медведем, лишь бы только она жила. Потому что Бриенна возвращала его к жизни сотни раз, а он отплатил лишь убийством ее нежных чувств. И он не может оставить эти угли затухать, просто не может.
И сделав глубокий вдох, Джейме все же решается на самый отчаянный, и в то же время самый правильный шаг:
— … которую я люблю.
Но Бриенна лишь молчит, прожигая его взглядом, глубоко внутри шокированная и надеящаяся лишь на то, что сердце своим бешеным стуком не проломит ее грудную клетку. Она задыхается и теперь уже теряется в своих сомнениях, боится, что все вновь разрушится тогда, когда начало в ее разбитом сердце возрождаться из пепла.
А мужчина лишь сбивчиво, и в то же время уверенно продолжает:
— Люблю слишком сильно, чтобы оставить все это недосказанным. Потому что знаешь, я полюбил Север. И здесь… я впервые за столько лет почувствовал себя живым, — все это — чистая правда. Ведь с морозным воздухом и вечным холодом в его жизнь ворвался яркий свет в лице этой девушки, во всех смыслах нереальной и будто бы ненастоящей. Той, что была готова жить лишь ради него. — И Бриенна… я готов пойти на все, что угодно, лишь бы твои глаза больше никогда не плакали вновь.
Она все еще молчит. Джейме в отчаянии хватается за то, что осталось от пламени, жившего в ней еще совсем недавно.
— Прошу, скажи что-нибудь…
— Я думала… думала, что ты умер, — всхлипывает девушка в ответ на все его слова. А он словно сердце свое вырвал из груди и сейчас пытается вложить его в эти дрожащие руки. И он молит Семерых о том, чтобы Бриенна приняла его, чтобы взглянула на него своими заплаканными, но все еще прекрасными глазами.
Она всхлипывает и словно на ватных ногах доходит до кровати, устало на нее опускаясь. Ее плечи дрожат под тонкой тканью рубашки, и Джейме не решается ничего сказать. Господи, как же это страшно — смотреть, что девушка, перевернувшая его жизнь с ног на голову, заставившая осознать, что он способен на чистую, искреннюю любовь, лишенную эгоизма и похоти, сейчас рыдает в отчаянии. И все это — результат его жестоких слов, результат его роковых ошибок и желания не сжечь тогда, когда пытался согреть. Результат тех слов, которыми Ланнистер пытался спасти эту чистейшую невинность от своих грязных, омерзительных рук.
Но сделал лишь хуже, лишь сжег ее дотла и пепел развеялся по ветру. И ему ужасно, просто ужасно жаль.
— Я тоже, — вновь подает голос мужчина, опускаясь на кровать рядом с Бриенной. Глушит в себе желание прижать ее к своей груди так крепко, как только может, чтобы больше не отпускать и тонуть лишь в ней. — Знаешь, даже сквозь чертов дым небо было слишком ярким. И прекрасным, — как твои глаза, хочет добавить, но вовремя пресекает это желание. — И я… я осознал, что у меня была причина бороться. И будь я мерзавцем, последним ублюдком во всех Семи Королевствах, ужасным человеком, смерти которого ты желаешь всем сердцем, но я не мог позволить себе умереть.
— Я никогда не желала твоей смерти, — шоком становится то, что девушка вдруг поднимает на него мокрые от слез глаза, а с дрожащих ресниц все еще слетают горячие капли. Но она смотрит на него — не сквозь — и кажется, что это порождает в нем надежду.
— А стоило бы, — Джейме горько усмехается. — Но подыхая на полу этого гребаного замка, мне никогда не хотелось жить настолько сильно. И ты… ты — причина, — не отдавая отчета своим действиям, он обхватывает лицо девушки здоровой рукой, придвигаясь ближе. Удивительно, но Бриенна даже не пытается отодвинуться, лишь завороженно смотрит на него, не в силах вымолвить ни слова. — И я люблю тебя. Слышишь? Люблю! Чертовски сильно. И ты нужна мне… — под конец он уже переходит на шепот, когда горло пересыхает и грудную клетку все еще сдавливает стальными тисками. — И я не знаю, имею ли право молить о прощении, но ты нужна мне, Бриенна.
— Джейме… — его имя растворяется в тишине, его имя, сказанное тем самым голосом, с теми самыми теплыми лучами, и словно с толикой той нежности, которой эта невероятная девушка смогла его окружить за все то время, проведенное с ней.
И тогда Ланнистер просто срывается, не в силах больше выдерживать это кошмарное, пугающее ожидание, которое разрывает его на куски. Он рывком придвигается ближе и тянется к самым желанным губам — пусть обветренным, сухим, и горько-соленым от ее слез, но нужным сильнее кислорода и пьянящим похлеще дорнийского. А поцелуй — смазанный, неуверенный, будто он вновь превращается в шестнадцатилетнего мальчишку, который не знает, куда девать свои порочные чувства. И в то же время это прикосновение губ — нежнее шелка, но пробирает до костей, разливается теплом по венам. Джейме удивлен лишь тем, что девушка не сопротивляется, а, кажется, лишь расслабляется рядом с ним. И пальцы здоровой руки пробегают по удивительно-мягким волосам, после опускаясь на горящую огнем щеку.
Отстраниться и взглянуть ей в глаза кажется едва ли возможным, и Джейме это дается огромными усилиями, но во мраке комнаты он вновь разглядывает любимое лицо.
— Мне нет прощения… знаю, — сбивчиво шепчет мужчина. Понимает, что сказал не все, и опасается, что это хрупкое мгновение может в секунды обратиться прахом. — И ты вольна меня прогнать, и я уйду… но я хочу чтобы ты знала — мне ужасно, просто безумно жаль. За каждое слово, за твою боль, за все пролитые слезы. И я готов повторять это вновь и вновь. Но Семеро, женщина, я за столько лет впервые почувствовал себя живым. И сейчас меня убивает вина от того, что я сотворил. И я… я не знаю, что делать…
Он закрывает глаза, и тяжело дышит, все еще прикасаясь пальцами к щеке Бриенны, и удивляется, что она его не отталкивает. И он выжидает слов как приговора, как вердикта, который, как кажется Ланнистеру, просто разобьет его на куски. Он все еще боится.
Но по венам вместо отчаяния разливается нежное тепло, когда ее хриплое, но самое нужное «не уходи» срывается с припухших губ и растворяется в новом поцелуе.
Кажется, однажды Джейме сказал ей, что люди не выбирают, кого любить.
Кажется, у него наконец-то появилось право выбора.