— Всё в порядке, Ксения Борисовна, — мягко произнес врач. — Сегодня ему, можно сказать, повезло. Я же Вас предупреждал, Вы не послушали меня.
Видя, что Ксения способна лишь переводить взгляд с отца на него и обратно, пояснил:
— Алкогольная интоксикация. Отравление, если простыми словами. Пульс прослеживается. Дыхание прослеживается. Всё будет хорошо.
И к мужчинам:
— Несите!
— А я ему говорила!! Сколько раз я ему говорила, что он себя угробит этим пойлом! — Валентина Ивановна стояла поодаль, опираясь на стул, бледнее смерти. Кажется, сегодня в этой компании многим понадобится успокоительное.
— Спасибо, Юрий Сергеевич, — еле слышно произнесла Ксения, унимая дрожь.
— Это моя работа, Ксения Борисовна, — негромко бросил Юрий через плечо. Помедлил. — Вам нужно успокоиться. У меня в кабинете найдется подходящее средство. — Задумался, и с сомнением в голосе продолжил, — Юлия Макаровна может пойти со мной и передать его Вам.
Больше всего в этот момент ему хотелось кинуться к ней, обнять ее, прижать к себе очень крепко, успокоить ее! Он очень хорошо знал, что она чувствовала прямо сейчас, что она чувствовала, пока бежала сюда. Невольно в памяти всплыл образ матери и сердце забилось в тисках боли. Этой девочке сегодня досталось!
— Я пойду с Вами, — пробормотала управляющая. Хочу быть рядом с отцом!
Врач лишь кивнул в ответ. Понятное желание. Кроме того, от его взгляда не укрылось то плачевное состояние, в котором находилась девушка. Он подставил ей свой локоть – не мог не подставить, она же еле стоит на ногах, и пусть какой-то час назад она послала его к черту у бара – сейчас это не имеет никакого значения. Сейчас она нуждается в помощи. Ничто в ней не говорило о том, что она способна самостоятельно добраться до кабинета. Юля, увидев этот жест, поспешно передала подопечную врачу. Ксения не оказала ни малейшего сопротивления, не последовало ни слова возражений. Пол кружился у нее под ногами и ей была жизненно необходима хоть какая-то опора. Облокотившись на локоть Юрия Сергеевича, она ощутила – опора была надежной. Очень надежной. Юра почувствовал тепло касания: оно тут же начало разливаться волнами внутри. В следующую секунду он ощутил ее слабость, весь ее вес на своей руке.
— Юлия, если у Вас есть 20 минут, составьте нам компанию, пожалуйста. Сейчас я поставлю капельницу Борису Леонидовичу и должен буду наблюдать за реакцией. Стеллу Анатольевну саму откачивать надо, на нее надежды нет. Для Ксении Борисовны у меня найдется проверенное средство. Выпьет, понаблюдаю за ней некоторое время, и Вы проводите ее в номер. — Перехватил панический взгляд управляющей. — Ксения Борисовна, сейчас Вам необходимо восстановиться. Вы в предобморочном состоянии. По-хорошему, я должен оставить Вас в кабинете под наблюдением, но не думаю, что Вам доставит удовольствие такая компания. Поэтому – без возражений – двадцать минут под моим контролем, дальше – в номер, отсыпаться. Я сообщу Льву Глебовичу.
— Юрий Сергеевич, — ответила Юля, — мне нужно убедиться, что у гостей все в порядке, давайте я буду у Вас через полчаса.
— Хорошо, Юлия. Так даже лучше.
Комиссарова смотрела вслед удаляющимся фигурам. Они договорились на полчаса, но в конце концов, что-то может ее и задержать.
====== Глава 12 // Вдох-Выдох ======
Процессия, направляющаяся по коридору первого этажа в сторону медкабинета, притягивала взгляды стаффа и гостей. Впереди Айбек и лесничий МихМих бережно несли Бориса Леонидовича, все еще не очнувшегося после укола. За ними, горестно вздыхая и всем своим видом выражая крайнюю степень встревоженности, семенила Стелла Анатольевна, а замыкал строй Юрий Сергеевич, который всю дорогу раздумывал над тем, не взять ли ему на руки свою попутчицу, чтобы не заставлять ее тратить остатки сил на передвижение. «Она еле идёт!». Несколько раз врач украдкой взглянул на Ксению сверху вниз – убедиться, что глаза девушки все еще открыты и он не тянет за собой бездыханное тело. Глаза открыты. «Нет, на руки брать не стоит, начнет сопротивляться, поймет неправильно». Кроме того, у него у самого давно сбилось дыхание от этой внезапной близости: он не хотел ни быть раскрытым, ни облекать себя на дополнительные муки. Юрий Сергеевич начал медленно считать до ста. На более сложные манипуляции с цифрами он был сейчас не способен.
Ксюша, плетясь рядом, чувствовала: сейчас он был её крепостью, ее надежной опорой, её защитой. Она разрешила себе эту слабость, в конце концов, все мы – всего лишь люди, все мы нуждаемся в заботе, тепле и плече. Она уже начала забывать – каково оно, когда о тебе заботятся. Папу она убедила, что чудесно со всем справляется, Юля – Юля сама нуждается во внимании! А кто еще? Ксения была из тех, кто сам отдаст всю себя в заботе о том, кому это необходимо, но сама – сама принимать ее… стеснялась. Не полагалось ей по статусу быть слабой. Да какой статус? Всю свою жизнь, с детства, Ксюша недополучала родительской любви… Отец ушел от матери и та сосредоточилась сначала на своем горе, а потом на личной жизни, как-то забывая про растущую дочь. Нет, все же она любила ее – по-своему. Покупала ей необходимое, следила, чтобы та всегда была сыта, в личное не лезла, но за окружением дочери наблюдала, скандалов не закатывала, в вуз отправила. То есть, делала все то по списку, что должен делать родитель по отношению к своему ребенку, чтобы тот нормально рос. Только без лишних сантиментов. В доме не было той атмосферы, что бывает в семьях, где люди не чураются ласки, объятий, не боятся избаловать своих детей и не стыдят их за слёзы. Дочь выросла, научилась тому, что всего надо добиваться самостоятельно, научилась мечтать. Она выросла с любовью и признательностью к своей матери, но не догадываясь, что достойна заботы. И всю свою взрослую жизнь училась принимать её, попутно постоянно удивляясь, что кому-то постороннему может быть до неё дело.
— Ксения Борисовна, — откуда-то издалека раздался голос, — Вы меня слышите?
Ксюша не помнила последних минут пути. Она нашла себя сидящей на стуле. Сфокусировала взгляд. Отец лежал на кушетке под капельницей, кожа его приобретала чуть более здоровый оттенок. Перед собой управляющая обнаружила стакан воды и синюю глянцевую таблетку, сбоку прислонившись к стене стояла Стелла. Юрий Сергеевич внимательно наблюдал за тем, как она переводит глаза с отца по кабинету и назад к кушетке.
— С ним все будет в порядке, Ксения, не переживайте. Завтра к утру будет у Вас здоровый отец. Ночь здесь полежит. Мне нужно от Вас, чтобы Вы выпили это. Это успокоительное.
Ксения взглянула на Юрия Сергеевича, движения были заторможены. Ей с трудом удалось взять таблетку пальцами и отправить ее в рот.
— Нарушение ориентации в пространстве, — машинально произнес врач. Стакан с водой он поднес к ее губам сам. — Все немного хуже, чем мне казалось. Ксения, смотрите на меня. Дышите глубоко, на 4 счета. Я буду считать, а Вы дышите: вдооооооох-выыыыыдох, вдооооох-выыыыыдох. Понятно?
Юра считал — вдох-раз-два-три-четыре – выдох-раз-два-три-четыре – вдох-раз-два-три-четыре – выдох-раз-два-три-четыре — Ксюша дышала. Продолжая счет, врач начал один за одним открывать ящики тумбочки – она наблюдала за каждым его движением – и наконец с победным видом вытащил плитку горького шоколада. Развернул. Поломал на порции.
— Ксения, ешьте.
Ксюша открыла было рот – она ненавидела горький шоколад, – но тут же закрыла и стала покорно грызть под его пристальным взглядом, которого выдержать не могла. Он не сводил с нее глаз, руки скрещены на груди, брови хмурятся. Она ощущала всю свою уязвимость, всю беззащитность и всю безнадежность, абсолютную безнадежность своего положения. Чувствуя, что сейчас расплачется, Ксения начала изучать пылинки и столе и корешки книг на тумбе, затем задумчиво уставилась на отца. За все время нахождения в медкабинете она не произнесла ни слова. Так они вчетвером и молчали: Борис Леонидович – без сознания под капельницей, Ксюша – разглядывая его, Юрий Сергеевич – хмуро следя за изменением оттенка бледной кожи управляющей, а Стелла – уставившись в одну точку.