Юрий не понимал, как так вышло? Как она обошла эту стену, где нашла в ней трещину. В какой момент это случилось? Как она проникла в его голову, его мысли и так основательно и уверенно обосновалась там? Куда он вообще смотрел, в какой момент его облапошили? И не сказать, что ему было это неприятно: наоборот! Ему нравилось новое теплое ощущение, разливающееся в груди, стоило лишь подумать о ней. Нравилось наблюдать за ней украдкой и день ото дня открывать для себя все новые черты ее невероятного характера. Нравилось злить ее, вступая в словесные поединки, и проигрывать их. Она всегда храбро принимала его вызов, но принимала и любую его помощь.
Ксения его удивляла сочетанием в себе, своем хрупком образе школьницы, непосредственности, острого языка, профессионализма, стойкости духа, беззащитности, работоспособности, дочерней любви – много чего он лишь готовился в ней открыть. Столь притягательные, как выяснилось, черты – и все в одном человеке. Ему казалось, что в какой-то момент ее отношение к нему начало меняться, а в ее глазах, где и так часто плясали игривые чертики, когда она смотрела на него, появилось нечто новое. Любопытство? Теплота? Доверие? Показалось.
Думать о случившемся было больно, особо не думалось, одно он понимал – она просто позабавилась, как ребенок с новой игрушкой. Сердце ее занято надежно совсем другим человеком. Уже двое подтвердили. Впрочем, какие к ней претензии? Он сам целоваться полез. Идиот! Жажда мести, внезапно нахлынувшая на него под парами алкоголя, вылилась во что вылилась. Помогло? Не помогло. Стало только хуже и гаже от осознания того, что натворил.
«Идиот», — Юра разговаривал с пустым стаканом, в котором давно растаяли кубики льда, его тошнило от собственной слабости, этого дурмана, слепоты, от того дурного, что в нем вскрылось. Ревность. Час назад ему хотелось причинить ей хоть каплю той боли, которую ощущал сам. Полчаса назад он очнулся и понял, что ему мерзко – даже не столько от женщины, которая тяжело дыша, раскинулась перед ним на кровати в одном белье, – она была привлекательна, хотя уже успела за время знакомства показать ему свой склочный характер во всей красе, – а от самой этой мысли, этой идеи, от себя – пьяного, мстящего! Так вот ты таков, Юрец? Он четко помнит это ощущение брезгливости и отвращения к себе самому. Мазками: вскочил, кинул в сторону Риты короткое «Извини», быстро оделся и вышел. Но – он хотел, он допустил. Идиот!
Грохот. Юрий выныривает в реальность из ниоткуда. Никто больше не доведет его до подобного помешательства, подводит он черту, осознавая, что ни одна мало мальски дельная мысль больше не способна обрести форму в его голове. В свою очередь, он к ней лезть со своими терзаниями и нарушать ее тихое счастье не станет. Только работа. Клиника. Он кое-как поднялся, обвел отсутствующим взглядом помещение и побрел в номер.
====== Глава 3 // Юля ======
Рыжая, стараясь не маячить перед гостями, вытирает пыль в лобби, но от ее любопытного взгляда укрыться не могло ровным счетом ничего. Вот Лев Глебович и Игорь, как его там, суетятся перед приездом важного гостя, министр со своей женой выясняют отношения, чьи-то дети носятся в опасной близости от дорогой вазы, белл-бои поспешно везут тележки с чемоданами в номера, чтобы освободить холл, Маргарита Львовна зло глушит вино за барной стойкой, Ксюха мелькает туда-сюда, готовя персонал к встрече Кужугетовича, врач пересекает лобби, судя по всему, узор мраморного пола представляет для него огромный интерес, и, о-па, просит у бармена виски? Гришенька ходит какой-то понурый.. Юля невольно залюбовалась своим мужчиной, но любование длилось недолго. Внезапно к Грише подошла шеф-повар и начала что-то тихо ему говорить, заглядывая в глаза. Мигом забыв про обязанности, Юля пытается незаметно приблизиться. Всю свою энергию впредь она тратит на то, чтобы расслышать, о чем толкуют Григорий с Региной. Спустя долгих 10 минут она оставляет эти попытки: еще чуть-чуть, и они заметят ее, меж тем, в лобби достаточно суетно и шумно, шансов расслышать предмет разговора ноль.
Ретировалась. Настроение испортилось. Напряжение в лобби нарастает. За барной стойкой пусто, бармен стоит фактически по стойке смирно, зато появилась ее подруга, которая контролирует последние приготовления. Детей заняли интересной тихой игрой, министра с женой отправили мириться в спа. Стафф раскидывает красную ковровую дорожку и Ксюша в своем безупречном деловом костюме чеканит по ней шаг, двигаясь в сторону главного входа. Юля невольно залюбовалась ей. «Молодец, Ксюха! Во дает!» – восхищенно проследовала за ней глазами горничная. «Хоть у кого-то из нас в жизни все зашибись! Фортопопая!». Ксюша бросила на Юлю теплый, но вместе с тем говорящий взгляд, и Юля поспешила скрыться с глаз дорогого ожидаемого гостя долой, пока не поздно. Но уборку свою здесь она не доделала, а значит, что-нибудь через полчаса вернется на точку.
Спустя полчаса Юля снова на месте: озирается по сторонам и ничего не понимает. Приехал Кужугетович, наконец, или снова всех кинул? Белл-бой носится туда-сюда с ружьем, Лев злой влетает в отель. Значит, кинул, резюмирует Юля. Так, что тут у нас еще. Врач, по ходу, решил уйти в запой. О, а вот и Ксюха. Подруга излучает уверенность, на лице играет победная улыбка, голова гордо поднята. Замечает Юрца, направляется к нему, остановилась, достает телефон. «Ну Ксюхааааа, ну не тормози!», – восклицает про себя Комиссарова. Она забыла, зачем она находится здесь, готовясь наблюдать эту сцену встречи двух как минимум глубоко симпатичных друг другу людей.
Отвлекшись на свои мысли буквально на секунду, Юля возвращается глазами туда, где только что стояла подруга, и поражается мгновенным изменениям, видит ее белое лицо. У нее что, глаза блестят? Еще полсекунды – и Ксюша срывается с места. Юля бросается, было, за ней, но спотыкается о собственное ведро, падает, заодно расплескивая вокруг себя мыльную жидкость. «Твою мышь!» – восклицает она в сердцах. Пытается скорее убрать. Момент упущен. Налетает Валентина, шипит и причитает, в наказание отправляя Комиссарову драить 104-ый. Абонент недоступен. Ладно, к Ксюше она зайдет как только освободится. Окидывает лобби взглядом – врача нет.
====== Глава 4 // Планерка ======
Ксюша критически осматривает свое отражение в зеркале. Да, бывало и получше. Но, в целом, отмечает про себя управляющая-совладелица, постаралась она совсем неплохо. Ничего в ее образе не выдавало, что девушка отвратительно провела минувшую ночь. Разве что взгляд был потухшим, и как Ксюша не старалась, зажечь его у нее не выходило. Ксения одернула полы пиджака, набрала в грудь побольше воздуха, открыла дверь и планировала выйти к этому миру уверенной походкой совладелицы отеля, как вдруг заметила прикрепленный к обратной стороне двери стикер с –дцатью восклицательными знаками. «Позвони!!!!!!!!!!!!!». Подчерк Юлин. Черт!
Включила смартфон – этот момент она откладывала до последнего. 28 пропущенных вызовов от Комиссаровой и примерно столько же сообщений в мессенджере. На удивление, а впрочем, может и нечему удивляться, Льву Глебовичу за вечер она не понадобилось. «Ну хоть в чем-то повезло», – мелькнула мысль и трусливо спряталась. Повезло? Усмехнулась горько своей глупости. Других звонков и сообщений нет. Кольнуло. Пусть так. Набрала Юле короткое «я в порядке, прости, что заставила волноваться, поговорим» и ускорила шаг.
В свой кабинет Ксения Борисовна вошла минута в минуту и тут же отметила: сотрудники взволнованы и даже не пытаются это скрыть. Она быстро скользнула взглядом по креслам, отмечая присутствовавших. На месте были все, что неудивительно – менеджеры с нетерпением ждали от нее разъяснений по поводу Зуева. Врач сидел на своем месте и при ее появлении даже не пошевелился: взглянул мельком и отвел взгляд в самую интересную на свете точку на стене. Девушка почувствовала, что сердце сейчас выпрыгнет из груди, хотя лишь несколько часов назад ей показалось, что внутри ничего не отзывается на его имя, сделала глубокий вдох и начала планерку. Она слышала себя словно со стороны. Слышала и не узнавала собственный голос, интонации речи. В них появились стальные нотки, голос стал выше, хотя Ксения изо всех сил старалась придать себе самый естественный вид. Выходило плохо, натужно. Настолько, что это заметил даже ее отец: в его взгляде читалось неприкрытое беспокойство за дочь.