"Не единственным и не в сердце", — чуть было не ляпнул я, но вовремя спохватился. Хорош я, комиссара критиковал, а сам чуть по-глупому себя не выдал, я же не мог знать, сколько раз в Рогова стреляли. А Розенталь-то каков! Помолчал немного, глядя на Розенталя, потом начал говорить:
— То есть вы считаете, что я по служебной надобности неожиданно прибыв в Москву, в тот же вечер успел узнать, что этот Рогов домогается до моей жены, и успел тут же найти и подстеречь где-то Рогова? Я даже не знаю, где он жил, чтобы его у дома выслеживать.
— Его не у дома убили, — заметил комиссар.
— Ну тогда тем более, — усилил своё утверждение я. — Где его в Москве искать? Что касательно ранения. Советую вам позвонить товарищу Дзержинскому в ЧК и узнать, где я получил эту рану. Вон, аппарат у вас на столе. Звоните тотчас, чтобы боле не сумневаться.
Розенталь протянул руку к телефону, не отводя от меня взгляда, как будто ожидал, что я вытворю невесть что, снял трубку, крутанул ручку и назвал телефонистке номер ВЧК. На том конце провода ответили, и комиссар попросил к телефону Дзержинского. Железный Феликс, видимо, оказался в здании ВЧК, и через какое-то время Розенталь начал говорить в трубку:
— Здравствуйте, товарищ Дзержинский. Это Розенталь из уголовно-розыскной милиции…
— У вас ко мне тоже вопрос, товарищ Дзержинский? Благодарю. Вопрос мой насчёт ранения моего бывшего сотрудника Кузнецова…
— Ах, и у вас тоже о нём?.. А что случилось?…
— В товарища Ленина?! Контры, буржуи недобитые!.. Расстреливать их всех надо!.. — стукнул Розенталь кулаком по столу.
— Да, товарищ Дзержинский, только строго по революционному суду…
— Что? Кузнецов?! Да?!..
— Да… Очень способный товарищ, один из лучших…
— Раскрываемость у товарища Кузнецова с напарником была хорошая… Да, с товарищем Никитиным… Оба были в Ярославле…
— Сейчас оба мобилизованы в рабоче-крестьянскую Красную Армию…
— Да, товарищ Дзержинский. Обязательно передам товарищу Кузнецову…
— Всего доброго!..
Розенталь положил трубку, посмотрел на меня исподлобья, помялся и выдавил из себя:
— Извини, товарищ Кузнецов. Подозрения оказались необоснованны…
— Бывает… — пожал я плечом.
— Пойми правильно. Рогов неплохо справлялся. Хороший сотрудник был. И раскрываемость у него была выше среднего. Крупных банд не брал, но мелкие преступления раскрывались, — словно попытался оправдываться комиссар. "Понятно, мелочь хитровцы сливали, а сами большие куши хапали", — подумал я и сказал, чтобы что-то ответить:
— Ну, раз непоняток у нас с вами больше нету, — я стал поворачиваться, чтобы уходить.
— Товарищ Дзержинский просил тебе передать, что хочет с тобой встретиться. Зайди к нему в ближайшее время, — сказал Розенталь.
— Понял. Зайду, чего ж не зайти, — кивнул я. — Ну, бывайте тут.
Розенталь тоже что-то пробурчал напоследок, и я вышел, плотно закрыв за собой дверь. Встал, прислонился к стене, еле слышно выдохнул, вытер лоб. Постоял немного, потом медленно пошел в сторону канцелярии, пока никто не прошёл по коридору и не увидел меня, без сил стоящего у стенки. С Розенталем не очень хорошо расстались, жаль, хотя отношения у нас и так-то не особо складывались. Скоро Розенталя переведут на другую работу, как я помнил, в республике создадут отделы уголовного розыска, а первым начальником МУРа станет моряк-балтиец Александр Трепалов, под руководством и при личном участии которого и были разгромлены все крупные многочисленные московские банды Гражданской войны.
Подойдя к рабочей комнате Лизы я уже перевёл дух, поэтому когда я открыл дверь, просунувшись в проём здоровым плечом, вид у меня был бодрый. Поздоровался с присутствующими, улыбнулся Лизе и помахал ей рукой.
— Я от товарища Розенталя. Всё в порядке, ему товарищ Дзержинский звонил, просил меня прийти по одному важному делу. Так что сейчас я в ВЧК, вечером приду, — сказал я при всех, чтобы не было больше инсинуаций и слухов насчет нас с Лизой и Рогова. Сидевшая с нахмуренными бровями на насупленном личике Лиза обрадованно засияла и закивала своей красивой головкой. Потом помахала мне ладошкой, и я прикрыл дверь канцелярии. Ну что ж, теперь в ВЧК.
Визита в ВЧК и самого Дзержинского я не очень опасался, по крайней мере, пока. Ну, во-первых, избавив вождя мирового пролетариата от предназначенной ему пули, я стал сиюминутным, правда, но своего рода героем, и, значит, не должен я навлечь никаких подозрений, а ровно наоборот. Во-вторых, думал я, не должна моя личность представлять никакого дополнительного интереса для Чрезвычайной комиссии и для верхушки большевиков. Да кто я такой в их глазах? Бывший солдат, бывший крестьянин, беспартийный, не занимавшийся политикой, полуграмотный красноармеец. Да таких сейчас миллионы, вовлеченных в революцию бывших крестьян. А в-третьих, ни Дзержинский, ни кто-либо в "кровавой" ВЧК не стали бы ничего враждебного со мной предпринимать без явных доказательств контрреволюционной деятельности. Я ж не из имущих классов и не бывший офицер, чтобы меня априори в чём-то подозревать.