Выбрать главу

— Эй, как тебя, Кузнецов! Чем всякие старорежимные танцульки наяривать, сыграй-ка ты, давай, революционное, шоб народ сагитировать!

Что-то меня задело в его тоне, и я, хоть и не стал говорить готовые сорваться с языка слова, однако с прищуром посмотрел на него, заиграл и запел:

А куда ж ты, паренек? А куда ты? Не ходил бы ты, Ванёк, Во солдаты! Не ходил бы ты, Ванёк, Во солдаты!
В Красной армии штыки, Чай, найдутся. Без тебя большевики Обойдутся.

Не сдержался я всё-таки, зря, наверное, но назло Сальскому переставил порядок куплетов. Комиссар вскипел и со словами: "Да я тебя…" стал хвататься за застёгнутую кобуру нагана на боку, но был остановлен оказавшимся рядом Никаноровым:

— Охолони, Яков! Пущай человек далее споёт, дай послушаем, чего скажет.

Сальский высвободился от удерживающей руки Никанорова, но встал напротив и упёрся в меня взглядом. А я тем временем продолжил:

Как родная меня мать, Провожала, Тут и вся моя родня Набежала. Тут и вся моя родня Набежала:
Поневоле ты идешь? Аль с охоты? Ваня, Ваня, пропадешь Ни за что ты.
Мать, страдая по тебе, Поседела, Эвон, в поле и в избе Сколько дела!
Как дела теперь пошли — Любо-мило! Сколько сразу нам земли Привалило!
Утеснений прежних нет И в помине… Лучше б ты женился, свет, На Арине.

Народ вокруг одобрительно зашумел, соглашаясь со словами песни. И вправду, жисть-то получше стала, землицы прибавилось, с Великой войны кто выжил пришёл. Хозяйством бы заняться, да только городские баламутят, хлеб чевой-то требуют и в солдаты сызнова как при царе забирают. А я в это время стал разворачивать им взгляд уже с другой стороны:

Поклонился всей родне У порога: "Не скулите вы по мне, Ради Бога.
Будь такие все, как вы, Ротозеи, Что б осталось от Москвы, От Расеи? Что б осталось от Москвы, От Расеи?
Все пошло б на старый лад, На недолю. Взяли б вновь от нас назад Землю, волю;
Сел бы барин на земле Злым Малютой. Мы б завыли в кабале Самой лютой.

Народ, услышав такое, стал озадаченно перешептываться и скрести затылки. А я завершил песню куплетами:

А иду я не на пляс, На пирушку, Покидаючи на вас Мать-старушку.
С Красной армией пойду Я походом, Смертный бой я поведу С барским сбродом. Смертный бой я поведу С барским сбродом.

— Ну вот, — пробасил Никаноров, — а ты, Яков, шумишь, за наган хватаешься. А песня-то по делу, — и обратившись ко мне произнёс. — Молодца, парень! — и одобрительно хлопнул меня по плечу, так что я пошатнулся. Комиссар, названный Яковом, ничего не ответил, только просверлил меня взглядом и ушёл. Я потёр плечо, усмехнулся Никанорову, но желание петь что-то пропало, и я вернул гармошку хозяину, объявив всем стоявшим:

— Баста! На сегодня музыка кончилась.

Через день-два нас должны были отправлять на фронт около Царицына на смену повоевавшим с казаками частям, но тут случилось эпохальное событие – в Царицын на своём поезде приехал Троцкий. Сам поезд я не видел, до станции от нас было неблизко, но посещавшие город бойцы красочно его описывали: сцепленные друг за другом два огромных паровоза, больше десятка вагонов, часть из них бронированные, платформы с пулемётами, из одного вагона по сходням скатывали роскошный автомобиль, в грузовых вагонах конница. А уж обмундирование личного состава поезда у многих вызывало жгучую зависть – красные кожаные куртки с красными же галифе, на рукавах курток особая эмблема с изображением паровоза и наименованием должности и фамилии Л. Троцкого.