— Наша советская власть это власть народа. И милиция наша народная. Поэтому нужно рассказывать людям о нашей борьбе за общественный порядок и спокойную жизнь трудящихся. И нужно обратиться к населению с призывом оповещать розыскную милицию об известных совершаемых преступлениях, своевременно звать на помощь и сообщать о подозрительных лицах, ведущих, предположительно, нетрудовую преступную жизнь. Вот товарищ Никитин уже над текстом обращения мучается. Присоединяйся к нему, а как сочините что-то годное, напечатайте и мне на подпись в нескольких экземплярах.
Никитин и я склонились голова к голове над пустым листком бумаги.
— Перво-наперво надо обратиться, — решил Никитин. — Поэтому пишем: "Товарищи!"
— Нет, лучше "Граждане!" — возразил я. — У нас же живут многие бывшие дворяне, купцы, лавочники. Кто-то из них товарищами нас не считает. Но они тоже граждане нашей республики, и мы и за их спокойную жизнь боремся. Так что надо ко всем обращаться, и они тоже пусть помогают.
— Думаешь, будут? — с сомнением сказал Павел. — Хотя тоже верно. Пусть помогают! — решил он и вывел на листке первое слово обращения.
Мы занимались совместным творчеством, споря и зачеркивая написанное, приблизительно час. Потом я взял карандашом написанный текст, отнёс в канцелярию к Лизе и побыл рядом. Мы разговаривали, а моментами я просто молча смотрел на неё и на её взлетающие над кнопками машинки пальчики, а Лиза сдерживала улыбку, пытаясь казаться серьёзной, пока она заправляла листы бумаги с копирками в пишущую машинку и печатала начисто.
Найдя затем с Никитиным Розенталя, мы подписали напечатанные обращения, и комиссар направил нас в редакции нескольких московских газет, чтобы они набрали их в своих выпусках. Пока мы искали в телефонном справочнике или на экземплярах газет номера телефонов, пока дозванивались, узнавая адрес, потом, разделив пополам листки, разъехались по редакциям. Павел мне объяснил, как добираться, но мне, тем не менее, пришлось по несколько раз спрашивать у прохожих дорогу по старой и малознакомой Москве начала двадцатого века. Вернулся я немного позже Никитина и присоединился к нему в столовой. На вторую половину дня собиралась отложенная со вчерашнего вечера группа в Фили, по осмотренному мной с Павлом адресу.
Нас собралось с десяток человек, в том числе и новый знакомый Иван Гусь. Он подошел поздороваться с открытой улыбкой:
— Ну что, мужики, ваше командование – давайте пристрелочные координаты, будем накрывать.
Посерьезневший Никитин собрал всех участников:
— Товарищи, мы выезжаем на задержание группы преступников, подозреваемых в краже крупной партии ткани. Число членов группы предположительно около пяти и более человек, вооружены. Один из членов группы при задержании устроил перестрелку и погиб. Преступники располагаются в отдельном доме в деревне Фили на окраине Москвы. Дом окружен дощатым высоким забором с крепкими воротами из толстых досок, забор почти сплошной, с небольшими щелями. На задах дома пустырь. Какие могут быть наши действия?
— На задах надо пару-тройку человек поставить, — предложил один милиционер.
— А с соседями как? — задал вопрос Гусь
Павел переглянулся со мной. Я воспроизвел в памяти виденную картину:
— Мы через открытые ворота заглянули, с соседями такой же крепкий забор из досок.
— А на задворках еще сарай есть, — вспомнил Павел.
— К соседям могут, конечно, побечь, — сказал Гусь. — Но за сарай и на пустырь скорее.
— Ворота закрыты были. И калитка в них, кажется, тоже, — вспомнил я.
— Постучим, скажем "проверка документов", — высказался еще один участник рейда.
— Да, остаётся так. Ломать ворота мы долго будем, — согласился Павел.
— А если открывать не захотят? — спросил кто-то.
— Можно еще подождать, пока кто-нибудь из них не выйдет или войдет, и ворваться внутрь, — сказал я.
— Ну, это долго ждать придётся. А вдруг они на всю ночь закрылись, — возразили пара человек.
— Тогда остается действовать как предложено, — подытожил Никитин. — Выйдем, на бульвар, возьмём несколько извозчиков, и двинем. А там скажем, чтоб подождали.
Мы вывалились из здания и пошли вдоль бульвара. Шагая по улице, остановили несколько проезжающих простецких саней и, договорившись с извозчиками, разместились по немудрёным транспортным средствам. Иван Гусь подсел к нам с Павлом:
— Не лихач с залётными, но тоже хорошо, — одобрительно сказал он, устраиваясь в санях.
— Лучше плохо ехать, чем хорошо идти, — вспомнил я пословицу.