Значит, этот город вокруг – Петроград. И время, в котором я сейчас себя осознавал, начало проясняться, но ситуация еще больше запутывалась. Сон у меня или не сон? Я любительски интересовался историей, чем-то надо было заниматься на пенсии в свободное от внуков время, и совсем недавно читал об этом периоде жизни страны. То есть, еще один аргумент в пользу сна? Мало ли какие возможности существуют у человеческого мозга. Начитавшись книг, посмотрев пару фильмов, нагрузил мозг информацией, и теперь он выдает мне во сне настолько реалистическую картинку. Я попробовал вспомнить, встречал ли я упоминание о "Новой Петроградской газете", и ничего не нашел в своей памяти. С одной стороны, если вся эта реальность вокруг построена моим мозгом и фантазией, то, скорее всего, могла бы представиться газета "Правда" или "Известия", как первые приходящие в голову. С другой стороны, мало ли где я мог прочитать про эту "Новую Петроградскую" и затем просто забыть, а в глубине памяти информация осталась. И вообще, как отличить кажущуюся видимую картинку от "объективной реальности, данной нам в ощущениях"? По качеству этой самой видимой картинки, что она не дрожит и на пиксели не разбивается? А с другой стороны, какая, в сущности, мне разница – все вокруг неотличимо от реальности, имеются самостоятельные действующие лица, значит, надо считать этот мир реальным, пока не доказано обратное, и вести себя соответственно, как человек в человеческим теле, а не иллюзорная матрица.
— Александр Владимирович, не томите, мне до ужаса любопытно, что за тайны в этом газетном обрывке? — раздался с нотками нервного веселья голос девушки. — Вы смотрите на него уже добрых пару минут.
Её слова меня вывели из задумчивости и вернули опять в эту непонятную реальность.
— К сожалению, Елизавета Михайловна, ничем таинственным поделиться не могу, — смутился я и показал ей обрывок. — Всего лишь название газеты и дата. Похоже, я потерял счет дням.
Взгляд девушки из веселого стал немного сочувствующим. Тем временем я выбросил обрывок и подошел ко второму нападавшему. Рядом с ним лежал выпавший из его руки револьвер, который я поднял, вытер от снега о шинель и положил в карман. В пальто у него нашлись горсть револьверных патронов и связка двух каких-то ключей. Патроны я переложил себе, а ключи вернулись в пальто их бывшего владельца. Расстегивать на убитых верхнюю одежду, испачканную в крови, и рыться во поисках внутренних карманов на виду у девушки, мне подумалось, будет неправильным, да и самому, если честно, не совсем хотелось.
Девушка не уходила, заставляя меня гадать: то ли её останавливает простое любопытство, то ли она опасается дальше идти одна.
— Елизавета Михайловна, разрешите проводить вас до дома? — задал я вопрос, желая продолжить знакомство и узнать побольше информации об окружающем от единственного знакомого здесь человека. — И нуждаетесь ли вы еще в какой помощи?
— Да, Александр Владимирович, проводите меня, если вас не затруднит, — смущенно ответила девушка.
— Нет, что вы, нисколько, — откликнулся я и предложил. — И зовите меня просто, Александром, или Сашей, если вам удобно.
— Хорошо, и вы меня, Александр, можете тоже называть по имени, — согласилась девушка.
По дороге к её дому я честно признался Елизавете, что себя на фронте и до войны с германцем я не помню. Она сделала свои выводы про возможную контузию, и я не стал её разубеждать, а обманывать впрямую я не хотел. Девушка в свою очередь рассказала мне, что обучалась на Бестужевских курсах, вышла замуж за инженера, но муж вскоре ушел на германский фронт прапорщиком в пятнадцатом году и погиб в первых же боях. Молодая вдова устроилась на службу в машинописное бюро, чтобы прокормиться, и попутно занималась пошивом и починкой одежды по просьбам различных знакомых. Вот и в этот вечер, почти ночь, Елизавета поздно возвращалась домой после выполненного заказа. Я подумал, что у неё в сумке, которую Елизавета в начале нашей встречи так прижимала к себе, была, вероятно, плата за работу. Транспорт в Петрограде в эти суровые времена почти не ходил, и девушке пришлось добираться пешком. Разговаривая, мы через полчаса подошли к двухэтажному дому, где после замужества Елизавета с мужем снимали у домовладельца трехкомнатную квартиру, а сейчас она жила в одной из комнат, а две остальных сдавала другим жильцам для облегчения расходов по квартплате.
Подходя к дому, девушка с извиняющимся лицом попросила помочь ей принести в квартиру дрова к печи для обогрева комнаты. В доме было печное отопление, и в каждой комнате стояла голландская печь. На мой вопрос, а где дрова, Елизавета показала на необитаемое деревянное строение в двух домах от нас. Оказалось, жители в Петрограде в отсутствие в этом году в столице дров, угля или торфа уже начали разбирать бесхозные деревянные строения на растопку. Поднявшись по черному ходу, так как дверь парадного была уже закрыта, Елизавета дала мне топор для добывания дров из разбираемого строения. Я за три раза принес три больших охапки выломанной древесины и сгрузил их у печи в небольшой комнате, где жила Елизавета.