Модести кивнула, давая понять, что принимает соболезнования. Немного помолчав, Джайлз сказал:
— Сейчас тебе получше?
— Да. А как ты?
— Все в порядке. Ты так долго спала…
— Я не спала. Просто некоторое время меня здесь не было.
— Йога? Что-то вроде гипнотического транса?
— Примерно.
— Я и не знал, что ты это умеешь.
— Меня научил этому один старик по имени Сиваджи в пустыне Тар, к северу от города Джодхпур. После я определила к нему Уилли… Впрочем, неважно. Что здесь происходило?
— Ничего особенного. Примерно час назад они меня развязали и разрешили сходить в уборную. А когда снова связывали, седой приставил к твоей голове пистолет. Ты не знаешь, где мы находимся?
— Пересекаем побережье Северной Африки. Наверное, они заправятся на каком-нибудь частном аэродроме, а затем полетим в Руанду.
— Как ты думаешь, у нас будет возможность разделаться с этими негодяями?
— Пока ее нет. До Руанды они будут держать нас в смирительных рубашках. А потом… Нам надо быть наготове, чтобы использовать любую возможность.
Словно признаваясь в страшном грехе, Джайлз неуверенно пробормотал:
— Если честно, я чувствую себя немного не в своей тарелке. Ты говори, что мне делать. Конечно, я не Уилли Гарвин, но тоже кое на что способен.
— Я знаю об этом, Джайлз.
Он некоторое время молча разглядывал лежащего в проходе Жако. На его лице появилась кривая ухмылка.
— Им пришлось попотеть. У Уилли не было никаких шансов — связанный, один против двоих. Но, Боже мой, еще немного, и он расправился бы с ними! Бьюсь об заклад, ты гордишься Уилли, это же обалдеть можно, как он сражался с ними!
— Да, это было здорово. В свое время я все обдумаю, если у меня будет такая возможность. Но сейчас все еще очень больно.
Брюнель вышел из пилотской кабины. Он бросил взгляд на Лизу, посмотрел на Чанса и сел напротив Модести. Минуты две они пристально смотрели друг на друга, потом Брюнель улыбнулся и взял книгу. Повернувшись к Чансу, он сказал:
— У нашей гостьи кровь на подбородке. Разбуди Лизу и скажи ей, чтобы вытерла.
Разбуженная Лиза двигалась словно автомат, глаза ее были абсолютно пусты. Лиза достала из аптечки вату и пузырек антисептика, сделала тампон, и Модести почувствовала, как холодная жидкость приятно пощипывает лицо. Закончив процедуру, Лиза уставилась на Модести и не отводила глаз, пока Брюнель не приказал ей сесть.
Он встал и, склонившись над Модести, пристально посмотрел на нее.
— Так значительно лучше.
В его голосе неожиданно послышались нотки сочувствия, и это поразило Модести. Однако она взглянула на него совершенно равнодушно.
— Ваши прелестные губки больше не кровоточат, — сказал Брюнель. — Надеюсь, вы немного пришли в себя?
Он улыбнулся и резко ударил ее по лицу ребром книги. Все произошло настолько неожиданно, что Модести даже не успела уклониться от удара. В ушах у нее зазвенело, из разбитой губы потекла кровь.
Джайлз рванулся было к Брюнелю, но тот не обратил на него никакого внимания, сел и вновь раскрыл книгу.
Модести пыталась собраться с мыслями. Удар, боль — все это было ничто, она никак не могла понять смысл разыгранной им сцены, ей не удавалось постичь мотивы Брюнеля, и это было еще мучительнее, чем боль физическая. Она не сомневалась, что он сделал это с какой-то целью, но с какой? Пока это не поддавалось расшифровке. Модести отлично знала, что в любом противоборстве решающим фактором всегда выступает сила воли. Она научилась управлять своей волей и умела так точно фокусировать ее, что в нужный момент это позволяло ей буквально излучать мощнейшие потоки физической и психической энергии. Но чтобы победить, необходимо понять противника, уяснить для себя его технику обманных и упреждающих ударов.
«Здесь Брюнель переиграл меня по всем статьям, — напряженно размышляла Модести. — Почему для убийства Уилли он избрал столь жестокий способ и почему он вначале велел Лизе помочь, а потом сам же нанес мне удар?»
Это был совершенно непостижимый человек, а с непостижимыми противниками Модести еще не сталкивалась. Она с трудом поборола приступ паники, столкнувшись с самой страшной опасностью, которая называется потерей уверенности в себе.
Модести улыбнулась Джайлзу, призывая не волноваться за нее, и закрыла глаза: самым главным сейчас было восстановить внутренние силы и укрепить содрогнувшиеся под натиском врага защитные бастионы.
Рано или поздно приходится проигрывать. Но только не сейчас! Брюнель должен быть повержен, хотя бы в память об Уилли. Да, ты сделаешь это во имя него. Не трогательная надпись на надгробном камне, а побежденный Брюнель — вот лучшая эпитафия Уилли Гарвину.