Разглядывая нацарапанный на полу план, Модести пыталась проанализировать причину столь катастрофической потери уверенности в себе: прошло уже пять дней… и я еще ничего не сумела сделать. Просто невероятно! Учитывая все особенности ситуации, можно утверждать почти наверняка, что у меня есть шанс на успех. Но как его вычислить? Казалось, Модести потеряла способность логически мыслить, ей не хватало чего-то очень важного — чего-то, что всегда помогало находить выход даже в самых безнадежных ситуациях.
В голове у нее роились какие-то смутные планы, но ни на одном из них она не могла сосредоточиться. В чем же дело? Смерть Уилли? Да, подобного потрясения она еще не испытывала. Но не могло же это до такой степени повлиять на способности мыслить, анализировать и предпринимать решительные действия — способности, которые были неотъемлемой частью Модести еще с детства, задолго до того, как в ее жизни появился Уилли Гарвин. Несколько раз она в одиночку вытаскивала из неприятностей самого Уилли. А сейчас… Неужели сейчас у меня недостаточно мотивов, чтобы действовать решительно, в ужасе думала Модести. Надо спасать Джайлза, разве этого мало? В конце концов, я обязана раздавить Брюнеля хотя бы в память об Уилли. Ну, давай же!
Но сознание ее отказывалось реагировать на этот призыв. Она вновь попыталась сосредоточиться, но вскоре обнаружила, что мысли ее бродят по кругу. Модести расслабилась, надеясь на искру вдохновения, но тщетно, ни единого проблеска.
Пять дней.
Она сделала глубокий вдох.
«Не паникуй, идиотка, — тихо шептала Модести. — Соберись… шаг за шагом. Первое, найди Джайлза. Как?»
Она едва не потеряла мысль.
«Иди и ищи его! С замком ты справишься. Иди и ищи его, прямо сегодня ночью. Главное, не попадись. А если…»
Ее снова начали обуревать сомнения. Наконец Модести удалось справиться с собой — она сконцентрировалась, почувствовала прилив уверенности и разозлилась.
«Делай же что-то, корова! — бормотала Модести. — Пять дней… Кроме отговорок, ты ничего не придумала, идиотка! Ради Бога, сделай же хоть что-нибудь! Получится или нет, главное — вперед. Двадцать четыре часа тебе, кретинка!»
Брюнель, Адриан Чанс и Лиза завтракали на открытой веранде. Жако уже окончательно поправился и сейчас уехал с рефрижератором в Кигали: надо было пополнить запас продовольствия, которое обитатели поместья раз в месяц получали из Европы.
— По-моему, вчера вечером все прошло отлично, — развалившись на стуле, сказал Чанс. — А как ты думаешь, Лиза?
Погруженная в свои мысли, Лиза вздрогнула.
— Вчера вечером?
— Когда эту красотку отхлестали ремнем.
— А… да.
— Что значит «да»?
— Ты неважно выглядишь, милая, — вмешался Брюнель. — Ты заболела?
— Нет, нет. Все в порядке. Благодарю вас.
— И все же тебе следует показаться доктору Леборду. Пожалуй, я дам радиограмму в Кигали.
— Леборд на месяц уехал, — ухмыльнулся Чанс. — По-моему, его вполне может заменить доктор Пеннифезер.
— Я прекрасно себя чувствую, правда, — механически повторила Лиза.
Это была неправда. Боль в желудке усилилась, и Лиза почти с радостью думала, что Бог услышал ее мольбы о смерти.
— Что ж, как знаешь, — Брюнель внимательно посмотрел на нее. — А сейчас иди к себе. Я хочу поговорить с Адрианом.
Наблюдая за неуверенными движениями Лизы, Чанс с довольной улыбкой вспомнил о том, как развлекся с ней накануне. Он плеснул себе еще кофе и сказал:
— Жаль, что Блейз не затеяла драку, могло бы получиться любопытное зрелище. Я так на это рассчитывал.
— Она ждет благоприятного момента, Адриан, — сказал Брюнель. — Жаль, что ты этого не понимаешь.
Чанс натянуто улыбнулся.
— Ты уверен, что не переоцениваешь ее возможности?
— Абсолютно уверен. Это длительный процесс, но пока она сопротивляется потрясающе. И это радует: когда мы доведем ее до нужного состояния, ей не будет цены.
Чанс задумчиво мешал ложкой кофе. Его движения становились все медленнее и медленнее, и наконец он произнес:
— Когда ты говоришь «ей не будет цены», я не вполне понимаю смысл этих слов.