— Но это мой характер, — мягко ответила Кристин.
— Тогда нам всем нужно просто смириться с ним.
— Боюсь, что да. И спасибо тебе, мамочка, за то, что ты такая понятливая.
— Ты не часто даешь мне возможность продемонстрировать это, — с упреком сказала Лидия и сразу добавила: — Я не пытаюсь проявлять любопытство или совать нос в чужие дела, ни в коем случае. Просто мне кажется, что я достаточно много пропустила в вашей юности, и теперь не хочу оставаться в стороне.
— Теперь ты никогда ничего не пропустишь, если это будет в моих силах, — с жаром заверила ее Кристин.
Она наклонилась и поцеловала Лидию, и в благодарность за такую ласку Лидия прижалась к ней на мгновение.
— Из-за всех нас тебе приходилось мириться со многим.
— Я избалованна, это правда, — с радостью проговорила Лидия, не обратив внимания на скрытый смысл в словах Кристин. — Для меня нет ничего хуже, чем жизнь без детей, какими бы утомительными они ни были.
Кристин еще раз ее поцеловала и спустилась вниз к Филипу. Разлегшись на софе, он читал детектив.
— Мама уже легла? — спросил он.
— Да.
— Тогда мне нужно подняться и пожелать ей спокойной ночи.
— Подожди минутку, — сказала Кристин, усаживаясь на краешек софы. — Я хочу спросить тебя кое о чем.
— Спрашивай не медля, — ответил Филип, откладывая в сторону роман.
— Что ты думаешь по поводу завтрашнего приезда этой женщины, которую привозит с собой отец?
— Что я думаю? Я думаю, что это дьявольское неудобство. А что?
— Не глупи! — холодно сказала Кристин. — Раньше такое случалось?
Филип удивленно взглянул на нее:
— Эй, к чему ты клонишь?
— Давай отвечать на вопросы по очереди. Он когда-нибудь раньше приводил в дом незнакомых женщин, пока меня здесь не было?
— Нет, насколько я знаю, — ответил Филип и добавил с любопытством: — На что ты намекаешь?
— Ты, наверное, очень глуп, — ответила Кристин, — или исключительно простодушен.
Филип резко сел:
— Боже милосердный! Не хочешь ли ты сказать, что… Да ты просто сошла с ума! Послушай, я знаю, об отце ходят всякие слухи, но я никогда им не верил, и, кроме того, что ты знаешь обо всем этом?
— Я давным-давно все о нем знаю, — строптиво ответила Кристин.
— … Кто сказал тебе? — воскликнул Филип. — Как он посмел…
— Не будь таким смешным! Только глухой как пробка и слепой как крот мог не услышать и не увидеть ничего из того, что происходило. К тому же из-за отца возник довольно громкий скандал во время его последних гастролей в Америке.
— Это только потому, что он красив, — упрямо твердил Филип. — Женщины бегают за ним, он не виноват.
— О да-а-а!
— Послушай, Кристин, — сказал Филип тоном старшего брата, — ты еще слишком молода, чтобы думать о таких вещах.
Кристин рассмеялась:
— Дорогой Филип, если ты не готов позаботиться о маме, то это сделаю я. Она и так слишком много терпела за свою жизнь. Конечно, мы знаем, она помешана на старикане и все такое, но в то же время он хватил немного через край, когда решил приводить сюда своих женщин. К тому же почему мы обязаны терпеть это?
Филип почесал в затылке, он был сбит с толку.
— Не знаю, что сказать.
— Один из нас просто обязан поговорить с папой.
— О Господи! Не хочешь ли ты предложить это мне!
— Нет, я ничего не предлагаю… хотя… — Кристин на секунду задумалась. — Пока что нам придется ждать и наблюдать. Ради мамы я не собираюсь сидеть сложа руки. Хватит с нас того, что отец — общественное достояние, но, если он собирается проворачивать свои делишки в нашем доме, я первая буду возражать.
— Разве тебе не нравится иметь знаменитого отца? — спросил Филип. — Мне казалось, девчонки любят быть в центре внимания и все такое.
Кристин посмотрела на него, на секунду вся ее взрослость ушла, и она превратилась просто в ребенка.
— Если хочешь знать правду, — произнесла она очень тихо, — я это ненавижу!
Глава 9
Элизабет стояла посреди большой старинной спальни в доме своего мужа на Баркли-сквер и смотрелась в зеркало.
Вначале она увидела отражение собственных глаз, ярких и сияющих, а затем строгую форму — темно-синяя юбка и жакет с красными нашивками. Она постояла несколько секунд, потом быстро начала раздеваться. Ей предстоял обед с Ангусом, первый обед наедине, и внезапно ей захотелось быть просто женщиной.
Она зашла в дом, чтобы умыться, привести себя в порядок, и как обычно, попав в это жилище, поразилась его мрачности и торжественности. Дом всегда выглядел нерасполагающим, но сейчас, когда на окнах было затемнение, от него веяло холодной суровостью, заставившей Элизабет содрогнуться. Войдя в спальню, она с удивлением отметила, что ни разу не сменила здесь обстановку. Все оставила так, как было до нее, и теперь, наверное, впервые возмутилась официальной громоздкой мебелью и темными шторами.
Она вдруг подумала, что так никогда и не знала молодости. После того как Лидия ушла из дому, она осталась единственным ребенком среди взрослых намного старше ее. В двадцать лет, задолго до того как к ней пришло понимание мира или собственных ощущений, она вышла за Артура. Только теперь она начала сознавать, сколь многое прошло мимо нее.
В этот вечер она почувствовала себя робкой юной девушкой, которая готовится к своему первому балу. Накануне она побывала в приемной Ангуса, чтобы забрать кое-какие вещи для лазарета. Она стояла в пропахшем хлоркой коридоре, украшенном репродукциями Хогарта, когда из приемной показался Ангус.
— Здравствуйте, леди Эйвон! — воскликнул он при виде ее. — Что-нибудь случилось?
— Нет, все в порядке, — ответила она. — Я зашла захватить кое-что для старшей медсестры.
— Вы не заглянете на минутку? — попросил он. — Я бы хотел поговорить о больном, который завтра к вам прибудет.
Она последовала за ним в кабинет. Солнце лилось сквозь большое окно, и отчего-то ей было весело и легко. Они поговорили немного о больном, а затем Ангус неожиданно сказал:
— У вас усталый вид. Вы не перетруждаетесь? Элизабет почувствовала, как кровь прихлынула к щекам.
— Мне всегда кажется, что я делаю слишком мало, — ответила она.
— Боюсь, что я сразу как следует не выразил благодарности за все, что вы делаете, — сказал он. — Я знаю, дело в Эйвон-Хаусе налажено как надо и в том целиком ваша заслуга. И больным, и медсестрам там очень хорошо, я не могу выразить, как много это значит для занятого хирурга, которому слишком часто приходится выслушивать жалобы и недовольство по поводу того, что совершенно вне его компетенции.
— Я рада, что вы довольны, — просто сказала Элизабет. Слова, которые она произнесла даже приблизительно не могли выразить ее радость от похвалы.
— В то же самое время вам приходится делать не слишком многое, — добавил Ангус.
В тот момент Элизабет почувствовала, что легко справилась бы с любым делом.
— Когда заглянете к нам? — поинтересовалась она, чтобы скрыть внезапное смущение.
— Завтра, — ответил он. — Утром или днем. Мне нужно будет управиться с делами здесь.
— Будем с нетерпением ждать вас.
Элизабет произнесла эти слова с легким замешательством. Она поднялась и протянула руку, чувствуя, что наступила минута, когда нужно уйти. Ангус медлил.
— Вы поедете назад прямо сейчас?
— Скорее всего. В Лондоне осталось мало заманчивого.
— Я просто подумал, каким негостеприимным я должен был показаться, — сказал Ангус и взглянул на часы: — Уже немного поздно предлагать вам чай. Наверное, вы не захотите остаться на ранний обед?
У Элизабет подпрыгнуло сердце, но ответила она в меру серьезно:
— Я была бы очень рада, если вы уверены, что у вас найдется время.
— Вы хотели бы пообедать в каком-нибудь особом месте или позволите мне отвезти вас в маленький ресторанчик, куда я сам часто хожу? Это не очень модное место, но готовят там хорошо.
— С удовольствием.