Я... озадачена.
Затем вспомнила, что он сказал, разбудив.
— Это мне? — Я смотрю ему в глаза.
Эйден смотрит на подарки и пожимает плечами:
— Да. Знаю, много, но я не собирался дарить их все на Рождество. Вот этот я приобрел на первом задании в Париже. Планировалось подарить его тебе в следующую встречу, но...
Но на то были причины.
Я беру подарок и дразня улыбаюсь Эйдену:
— Ну, фактически, ты так и подарил.
Эйден усмехается и качает головой.
В руках темно-синяя, смятая до ужаса, бумага. Угол уже разорван, поэтому решаю начать с него. За бумажкой оказывается маленькая акварельная живопись. Я сразу узнаю вид Парижа с высоты птичьего полета, хотя мазки кисти свободные и импрессионистические.
— Я увидел, как художник писал ее, — говорит Эйден, пока я смотрю на картину. — Шел третий день, а я скучал по дому и не находил себе место. Я хотел пообедать снаружи, пытаясь найти свободную лавочку у Сены, и нашел рядом с этим художником. Он рисовал все то время, что я ел, и от этого я чувствовал себя менее одиноким.
— Поэтому ты купил картину.
— Для тебя. В конце концов, ты была причиной моей грусти.
Я удивленно смотрю на него:
— Я?
— Да, ты. Конечно, ты, Мэдди. Я уехал из Парижа после того звонка в аэропорту. Это было похоже на самое тяжелое расставание в мире, как будто мы с тобой расстались еще до того, как начали.
Я себя также чувствовала. Даже сейчас не надо глубоко копать, чтобы достать те эмоции. Они прямо под поверхностью.
— Красивая, — смущенно выдавливаю из себя я.
— Мэдди.
— М-м?
— Можешь посмотреть на меня?
А мне надо?
Я смотрю на Эйдена и едва не падаю с кровати. Никогда не получалось так легко посмотреть на него, пытаясь скрыть всю любовь. Она, вероятно, льется из меня как только можно, насыщая вокруг воздух. Эйден знает. Должен.
— Завтра мне нужно вернуться в Нью-Йорк.
Это, возможно, самые болезненные слова в английском языке. В детской песенке, где говорится о том, что слова никогда не ранят, так как камни, откровенная ложь. Слова ранят больнее всего. Лучше бы меня закидали камнями, чем Эйден бы опять заявил, что бросает меня. Снова и снова.
Мне нужно больше воздуха. Надо выйти из комнаты прежде, чем моя привязанность вырвется из меня громким воплем.
Я встаю и понимаю, что до сих пор голая, поэтому стаскиваю одеяло с кровати, пытаясь в него завернуться, но, видимо, у людей в кино это получается намного лучше, чем у меня, потому что оно все спутывается и остается ниже грудей.
Я ругаюсь и дергаю ткань снова.
Эйден все повторяет мое имя, но я сейчас зациклена только на одеяле. Он касается меня, и я от испуга отпрыгиваю назад, вытягивая ладонь вперед в знаке: «Не приближайся, приятель».
— Ты можешь остановиться на секунду? Я бы хотел, чтобы ты вернулась со мной. Вместе.
— Что?
— Не удивляйся. Конечно, я хочу поехать вместе. Хочу отношений. Чтобы ты была моей девушкой, Мэдди. Поехали в Нью-Йорк со мной.
И прямо в эту секунду раздается стук в дверь.
— Эйден? Ты встал? Надо поговорить.
Это Джеймс.
— Сейчас не время! — кричит Эйден.
Ручка двери начинает дергаться, отчего начинаю кричать, пытаясь доползти до ванной прежде, чем Джеймс откроет дверь.
Хотя Эйден быстрее меня – он добегает до двери как раз вовремя, чтобы захлопнуть ее прежде, чем Джеймс что-нибудь увидит.
— Не сейчас, идиот!
— Ты вел себя как лунатик прошлой ночью! Нам надо поговорить.
— Не. Сейчас!
— Ладно. Встретимся на кухне.
Я не слышала другую часть разговора, потому что спешу обратно в свою комнату. Там, на краю кровати сидит сестра, скрестив руки на груди.
Здорово. Просто офигенно.
— Надеюсь, ты счастлива. — Первая вещь, которую она мне говорит.
Если бы Джоли с Джеймсом были нашими родителями, нас бы наказали. Суть очень долгого разговора, который приходится терпеть, заключается в том, что сестра очень разочарована решениями, которые я приняла прошлой ночью, и она ожидает от меня каких-то решений и хочет дать понять, что мои действия отражаются на ней.
О, боже мой. Просто убирайся из моей комнаты, чтобы я смогла одеться, выпить кофе и переварить тот факт, что Эйден попросил меня переехать с ним в долбаный Нью-Йорк.
Я снова настраиваюсь на ее длинную обличительную речь:
— Я бы хотела, чтобы ты сегодня позвонила в ресторан и извинилась.
Джоли, я бы хотела, чтобы ты ушла, но мы не всегда получаем то, чего хотим.
Я успокаиваю ее множеством кивков и почтительных мычаний в знак согласия, прежде чем она, наконец, исчерпывает себя и оставляет меня в покое.
Первый раз в таком состоянии... и в замешательстве. Мышцы живота сжимаются от беспокойства, но я не могу забыть ту маленькую картину, которую Эйден подарил мне минуту назад. В это рождественское утро я проснулась рядом с Эйденом. Санта действительно решил показаться в этом году.
Я достаю из чемодана красную клетчатую пижаму и несколько уютных носков. Раздается стук в дверь, после чего поворачиваюсь и вижу Эйдена, стоящего в дверном проеме, который не в силах стереть улыбку с лица.
— У нас проблемы, — дразнит он.
Я изображаю беспокойство.
— В этом году за плохие поступки мы определенно запасемся углем?
— Хуже. Джеймс «глубоко разочарован мною».
— Ох, бедный.
— Ага, держу пари, они даже не оставили нам завтрак.
— Можем приготовить свой.
— Договорим позже насчет Нью-Йорка, хорошо?
Я киваю в согласии, радостная, что он не давит на меня.
~
День не так уж плох. Конечно, Джоли и Джеймс немного сдержанны по утрам, но я утомляю их большим количеством выпечки.
— Кто-нибудь видел сахар?!
— Ты только что взяла его, — говорит сестра с дивана. Уже ранний вечер, и все собрались в гостиной, чтобы посмотреть рождественские фильмы. Я торчу на кухне и не собираюсь уходить. У меня в духовке готовится пряничный домик. На решетке для охлаждения лежат две дюжины печений с клюквой и белым шоколадом. В миксере готовится пирог, а на плите разогревается гоголь-моголь. В доме пахнет, как после взрыва на свечном заводе.
— Как я, по-твоему, буду печь сахарное печенье без сахара?
— Нам нужно сахарное печенье? — мягко спрашивает сестра.
Я бросаю на нее раздраженный взгляд.
— Это Рождество, Джоли.
Настроение ясное: перестань быть Гринчем!
Выпечка в основном отвлекла меня от мыслей о приглашении Эйдена. Когда он время от времени присоединяется ко мне на кухне, то не пытается снова заговорить об этом, хотя эта идея плотно засела у меня в голове.
Переехать в Нью-Йорк с Эйденом? Получится ли?
Я ненавижу то, как быстро проходит день, который стал еще быстрее из-за раннего утреннего рейса Эйдена из Денвера. Ему придется встать в пол пятого утра, чтобы успеть доехать из Вейла и вовремя добраться до аэропорта. В эту ночь я ожидаю, что он ляжет спать пораньше, но Эйден остается на диване, свернувшись калачиком рядом со мной под одеялом, пока мы заканчиваем смотреть «Эта замечательная жизнь».
Свет на кухне приглушен. Джеймс с Джоли уже давно легли спать, так что мы одни на диване, пока за окном идет снег.
Я была так счастлива до этого момента, полна рождественского духа, когда мы провели день, лепя снеговиков и кушая, смотря фильмы, строя пряничный домик, а затем поедая и его тоже.
Но сейчас невозможно избежать того, что произойдет завтра.
Эйден уезжает, и я не знаю, что будет после этого.