Он не говорит о любви. Даже о влюблённости не говорит. Только о желании обладать. Мне кажется, это честно. Вряд ли взрослые мужчины способны на любовь с первого взгляда; я думаю, у них всё и сведено к этим самым пресловутым инстинктам. Пока мужчинахочет, будет рядом, а потом… потом может и кого-то другого захотеть. Это жизнь. А любовь… есть ли она? Хватит ли её силы, чтобы остановить инстинкты? Я не знаю, у меня для этого слишком мало опыта.
Я не питаю иллюзий, хотя мне, как и любой другой влюблённой девушке девятнадцати лет, хочется верить в сказку о прекрасном принце, я приму любой расклад. Мне придётся. Нельзя заставить человека полюбить тебя, да и на любовь требуется куда больше времени. А всё, что есть у меня, это неделя на безрассудство и пьянящие эмоции от близости этого огромного мужчины.
Я выдавливаю улыбку:
– Тогда пусть всё идёт своим чередом?
– Думаю, это самое логичное, что можно сделать в нашей ситуации. – пожимает он плечами. – Раз уж так получилось, будем просто наслаждаться этим случайным счастьем. А там будет видно.
– Что видно? – осторожно уточняю я, но мужчина просто затыкает меня поцелуем, делая более сильный напор воды.
Он промывает мои волосы и быстро намыливается сам, выходит из кабины первым, чтобы обвязать вокруг бёдер полотенце и завернуть меня в другое. Подхватывает на руки и несёт. Я нерешительно обнимаю его за шею. Пока не понимаю, как себя вести рядом с ним, как называть. И не понимаю, что должна чувствовать.
Сергей Дмитрич с лёгкостью взбегает по лестнице на третий этаж и открывает одну из дверей, бережно прижимая меня к себе чуть сильнее.
По обстановке понимаю, что мы в его спальне. Довольно простая, выдержанная в серых тонах, она мне скорее нравится. Внушает спокойствие, приносит умиротворение.
Суровин приземляет меня на огромную кровать и велит:
– Забирайся, Юлька, под одеяло и грейся. Сейчас я с тачкой решу и принесу тебе что-нибудь.
Я лишь часто киваю и кутаюсь в одеяло. Я ничего не хочу, но ещё больше не хочу сейчас с ним спорить. Мне приятно, что он по-своему заботится обо мне. Даже несмотря на то, что Суровин не влюблён, а лишьжелает, я радуюсь крупицам его тепла, пока могу. Пока не уехала. Пока моя сказка не превратилась в одно невероятное воспоминание о том, чего и случиться было не должно.
Вместо причитаний о зыбком и нестабильном будущем, я взбиваю подушку и устраиваюсь удобнее у изголовья кровати. Ждать мужчину мне скучно. В спальне нет телевизора, но на тумбочке лежит книга, и я беру её в руки, начиная листать. Какой-то современный триллер зарубежного автора. Он не вызывает у меня интереса, поэтому, отложив книгу, я просто сижу, безотрывно глядя на дверь.
Когда она наконец открывается, я натягиваю одеяло чуть выше, до самого подбородка, и нервно улыбаюсь при виде Сергей Дмитрича в одном полотенце с подносом, полным всякой всячины, в руках. Он окидывает меня взглядом, от которого поджимаются кончики пальцев на ногах, и, быстро пересекая комнату, плюхается на кровать, отчего одеяло сползает, оголяя меня практически по пояс. Суровин жадно разглядывает обнажённую грудь и тяжело сглатывает, пока я медленно возвращаю на место край одеяла. Мужчина не скрывает своего откровенного интереса, и это нравится мне. Мне хочется вызывать у него интерес.
С любопытством заглядываю в поднос, и Сергей Дмитрич ставит его мне на ноги.
– Куриный бульон, бутерброды, птичье молоко и горячий чай с горными травами. Что успел на скорую руку. Вот такой у нас будет совсем не романтичный ужин в постели.
– Мне кажется, сам факт, что мы будем ужинать в постели вместе, делает ужин очень романтичным, – перебарывая смущение, говорю я.
Мужчина подносит руку к моему лицу и гладит по щеке.
– Хорошо, коли так. Я не большой умелец по части романтики, Юль. А тебе надо поесть горячего, чтобы не разболеться. Так что бери ложку и приступай к бульону.
Сам он тоже приступает к еде. Вприкуску с бутербродом шустро работает ложкой, проглатывая содержимое глубокой тарелки, пока я дую на каждую порцию, боясь обжечься.
Закончив с бульоном, Сергей Дмитрич садится к изголовью, подложив под спину подушку. Плечом к моему плечу. Он находится поверх одеяла, а полотенце натягивается на бёдрах, и мне отчётливо видно внушительную выпуклость в паховой области. Заметив мой взгляд, Суровин прикрывается краем одеяла.
– Не переживай об этом. Сегодня лучше не беспокоить тебятам.
– А завтра? – слегка подаюсь вперёд.
Он отслеживает глазами поползшее вниз одеяло и говорит:
– Ты очень соблазнительная, Юль. Видит бог, как тяжело мне сейчас чинно сидеть рядом, но нельзя сегодня… и завтра нельзя. Кровотечения нет?
Я качаю головой, смущаясь резкого перехода. А чего хотела? Он взрослый и задается взрослыми вопросами, чувствуя ответственность за то, что случилось.
– Не болит? – спрашивает он. – Я могу принести что-то из обезболивающих…
– Не нужно, – торопливо перебиваю его. – Мне совсем не больно. Чуть-чуть только было в самом начале, когда… А потом всё прошло. И сейчас тоже ничего не беспокоит.
Сергей Дмитрич слегка качает головой.
– Поверить не могу, что ты отдала мне свою девственность!
– Нам обязательно обсуждать всякое такое..?
– Ты считаешь, что мы не должны обсуждатьвсякие такиевещи? – удивлённо смотрит на меня Суровин.
– А зачем? – пожимаю я плечами. – Уже ничего не исправишь.
– Ты это сделала кому-то назло, да? – вспышка озарения вызывает хмурость на его лице.
– Что?! Нет, конечно. Разве нельзя поддаться страсти, охватившим эмоциям? И потом, это же не я всё начала. Вы тоже хотели этого.
– Чёрт, ну, конечно, хотел, ягода. Ты сладкая, как сливочная помадка, я был бы трижды кретином, если бы не желал тебя. Но ты, молодая, яркая, красивая девушка, должна была остановить меня.
– Я никогда не чувствовала такого, – глухо признаюсь ему. – Никогда не хотела ни с кем зайти так далеко, никогда ни в кого не была так сильно влюблена…
Упс! Кажется, не стоило признавать это вслух! Я думаю, что Суровин сейчас взбесится, но его лицо вдруг смягчается.
– Знай я наверняка, не стал бы набрасываться так… Всё могло быть более безболезненно. Наверное…
– Я ни о чём не собираюсь жалеть, Сергей Дмитрич. И вы не жалейте.
– Смешная ты, Юлька! – улыбается он. – Вручила мне свою невинность, лежишь голая в моей постели, но продолжаешь выкать и называть по имени-отчеству. Завязывай с этим, ладно?
– Да неудобно как-то, – краснею я.
– А мне удобно будет продолжать вожделеть и соблазнять тебя, если продолжишь в том же духе? – с усмешкой спрашивает он. – Потому что останавливаться я не планирую, а твоё выканье лишь вызывает дискомфорт.
– Ладно, – соглашаюсь я. И тороплюсь свернуть беседу, которая вызывает дискомфорт у меня: – Давай пить чай?
– Давай.
Суровин разливает по чашкам жидкость из заварочного чайничка и кормит меня птичьим молоком. И наш самый обычный ужин всё-таки превращается в самый романтичный.
Особенно, когда мужчина отставляет на тумбочку поднос и сладко целует меня, кутая в свои крепкие объятия. Рядом с ним под одеялом я окончательно согреваюсь и расслабляюсь. Засыпая у его груди, я прислушиваюсь к размеренному ритму его сердца и всё-таки самую малость мечтаю о том, что всё в этой истории будет хорошо.
Глава 9. Сергей Дмитрич
Утром, едва задребезжал рассвет, я просыпаюсь и больше не могу сомкнуть глаз. Изучаю трогательное нежное личико Юльки с пухлыми губами, прислушиваюсь к её тихому дыханию и жалею, что втянул девчонку в это.
Наваждение, какое же сладкое наваждение свалилось на меня нежданно-негаданно. Я всегда отличался сдержанностью и рассудительностью, а тут в мозгу словно перемкнуло и желание сделать её своей стало преобладать над здравым смыслом.