Я попыталась слабо улыбнуться, но вышла кривая гримаса. Было и так ясно, что я далеко не в порядке. Максим снова подхватил меня на руки, и тут я отключилась, падая в беспросветную тьму. Придя в себя, обнаружила свое побитое жизнью тело утопающим в мягких недрах дивана, меня заботливо укрыли пледом и приглушили свет. В полумраке я видела очертания квартиры, явно не офиса. Холостяцкая берлога Максима, неожиданно уютная. Вскоре я заметила приоткрытую дверь, из-за которой струился свет, а в образовавшемся проеме — его самого, сосредоточенно печатающего что-то в ноутбуке.
Вскинув руку, я посмотрела на тоненькие часы на запястье. Мелькнула мысль, что давно надо было продать их и выручить кругленькую сумму. Такое совершенно в моем духе — носить на себе дорогую вещь, нуждаться в деньгах и не замечать, что они под самым носом! Но это потом, а сейчас нужно убираться отсюда поскорее. Два часа ночи. Я проспала несколько часов. Монстр все-таки притащил меня в свое логово. Не в офис, как обещал, а к себе домой.
Можно было подумать, что он хочет позабавиться, надругаться, но вряд ли его привлекла сопящая простуженная девчонка с промокшими ногами. Кстати, о ногах. Осторожно пощупав подвернутую конечность, я скривилась от боли. Лодыжка распухла и явно требовала лечения. Но ничего, потерплю. Не так уж сильно болит, жить можно. Зажмурившись от стыда, я продолжала тихонько лежать и подглядывать за Максимом.
Он расстегнул тонкую шелковую белую рубашку до середины груди, оставаясь в строгих брюках, но снял обувь и носки. Почему-то вид голых ступней показался мне более интимным зрелищем, чем если бы хозяин расхаживал в трусах. Я обожала шелк и завидовала Максиму, зная, как это приятно, когда холодноватая легкая ткань касается твоей кожи. Отчаянно скучала по своему любимому концертному платью, вовсе не такому скромному, какие, по мнению мамы, я всегда ношу.
Сшитое из шелковых лент, они было двусторонним. Черная и белая сторона могли сменять друг друга по желанию. Открытые руки и спина, лента, обхватывающая шею и спускавшаяся до пояса двумя концами, длинный, до пола подол струящегося шелка. Оно шло мне невероятно — хоть черная сторона, хоть белая. Если Максим разрешит, я бы хотела выступать в нем.
Неужели уже рассматриваю перспективу согласиться на его предложение? А есть ли у меня выход? К горлу подступил комок, и, как бы я ни пыталась сдержаться, кашель одолел меня, что неизбежно привлекло внимание Суворова.
Он быстро оказался рядом со мной, возвышаясь словно гора. В ледяном взгляде, пронизывающем насквозь, отражалось недовольство. Он явно не рассчитывал привечать в квартире больную любовницу своего отца и не скрывал досады по этому поводу. Наверняка мечтает от меня избавиться.
Тут наши желания схожи. Сама жду не дождусь, когда покину наконец его квартиру и окажусь наедине с собой. Никогда так долго не находилась рядом с мужчиной. Слишком непривычно, слишком смущает, чересчур острые контрастные эмоции сменяют друг друга и выбивают из колеи. Хочется снова в свой маленький обыденный мирок…
— Проснулась? — проворчал Максим, сложив руки на груди. — Голодная, больная, замерзшая. Если бы я тебя не подобрал, ты бы там свалилась на дороге и окоченела. Будешь должна.
— Расстроишься, если не поблагодарю? Я бы сама прекрасно добралась до дома, не заставь ты меня силой садиться в машину, — буркнула я в ответ, раздосадованная перечислением своих неприглядных сторон.
— Конечно, я великий и ужасный тиран, заставивший бедную невинную девочку вместо того, чтобы тащиться на далекую остановку, доехать до дома с комфортом!
— Мы не доехали до дома, ты зачем-то привез меня к себе, хотя обещал в офис.
— Не люблю терять время. Кто же знал, что в наш просвещенный век у кого-то может не быть интернета. Что, без денег любовника стало несладко? — с издевкой улыбнулся этот негодяй, глаза сверкнули приглушенной яростью, но она быстро исчезла.
— Не осталось времени подключать интернет, — елейным голосом ответила я. — Приходилось ездить к матери, которую твоя упекла за решетку!
Надо было учиться излучать праведный гнев в отношении этого деяния Натальи Сергеевны — раз уж ее сын считает, что она переборщила с наказанием.
— Ну ладно, давай ты поешь, а я пока распечатаю контракт, — вдруг переключился на деловой тон Максим, потирая руки и стаскивая с меня плед. — Сама дойдешь? Бери на кухне что угодно, можешь и на меня порцию сварганить.
Я похолодела, потому что совершенно не ожидала такого поворота событий. Есть хотелось жутко. Но готовить? Что я приготовлю такого, что можно дать попробовать нормальному человеку и при этом не отравить его? А вдруг Максим знает, что любовница его отца прекрасно готовит? Нет, это вряд ли. Вряд ли можно знать качества любовницы, но не знать ее личности.