Было в ней что-то таинственное для Шуры, иногда она выглядела, как застывший сфинкс. Сядет на кромке топчана, длинную ногу на ногу закинет, волосы прямые до плеч, сигарета в холодных пальцах мелко подрагивает, глаза смотрят в никуда, что-то шепчет, наверняка стихи повторяет. Иногда она приводила с собой подружек, а Шура вызванивал своих корешов, и они устраивали посиделки. Шурины друзья Наде не нравились, она ими брезгала и старалась с ними не разговаривать.
Их утро начиналось после обеда, день заканчивался далеко за полночь. Так проходили дни, и Шура стал расспрашивать Надю о ее прошлом. Она была не очень разговорчива, больше посмеивалась, а Шура хотел все о ней знать. О себе он ей все рассказал, ничего не утаил (кроме как о матери и о пистолете). Чем больше Надя молчала, тем больше у Шуры в голове рисовались картинки из ее прошлого. Когда она задерживалась, приходила на полчаса позже, он устраивал ей сцены ревности, щипал ее до синяков и требовал, чтобы она призналась, с кем встречается. Надя любила отмокать в ванной. Она относила туда телефон на длинном проводе, звонила, своим тихим голосом разговаривала с подругами, курила, смаковала рюмочку «клюковки», наводила марафет. Это тоже вызывало у Шуры ревность, и он требовал от нее отчетов и рассказов.
— Ты с моим отцом спала или нет? — этот вопрос повторялся все чаще, а Надя на него не отвечала.
Квартира постепенно превратилась в медвежье логово, пустые бутылки, объедки, грязная посуда на всех столах. Единственное живое существо, которое напоминало о семье, был огромный старый кот Филька. Зубы у него почти все выпали, ел он только протертую треску. Это был Катин кот, но ей сейчас было не до него, она готовилась к экзаменам, а мачеха боялась, что на даче, без присмотра, кот убежит. Вот и оставили они его на попечение Шуры. Расписали ему все на бумажке, приказали в случае чего звонить. Новая жизнь Шуры была привязана к другим мыслям, о протертой треске он не думал, и Филин жрал с утра до вечера остатки колбасы и селедки. Кот был счастлив, но в один прекрасный день от постоянного пережора закуской он стал загибаться. Живот у него раздулся, он громко орал, просил о помощи. Надя сидела над ним, гладила его за ушком и курила.
— Что делать будем? Ветеринара в августе нет, а на дачу звонить и рассказывать, что кот подыхает, я не могу. — Шура вспомнил, что однажды с котом уже была такая история, Катя накормила его печеночным паштетом, и у Фильки был запор. Они тогда вдвоем ставили ему клизму и кота спасли.
Шура пошарил в аптечке, нашел резиновую грушу, наполнил ее водой, кота положили на пол, и Надя обеими руками крепко захватила его лапки, чтобы не вырывался. Шура ввел предмет в задницу Филина. Кот страшно испугался, стал вырываться, дико кричать, живот его раздулся, как большой детский мячик, но Шура накрыл его голову подушкой, чтобы он не поранил Надю, и крепко прижал ее левой рукой. Вода в клизме кончилась, кот успокоился и затих.
— Вот увидишь, сейчас он помчится к себе на песок, просрется, и все будет хорошо, — со смехом сказал Шура. Надя разжала пальцы, лапки кота упали безжизненными тряпочками; скинули подушку с головы Филина… Выпученные глаза, открытый рот с вывалившимся язычком. Кот был мертв.
Шура этого не ожидал.
Звонить на дачу и рассказывать о случившемся он не мог. Как правдиво соврать — на ум не приходило. Надя предложила сказать, что кот сидел на подоконнике, смотрел на улицу (а это он любил), прилетела птичка, он ее лапкой хотел поймать и бац — свалился и разбился! Версия правдоподобная.
Надя мертвецов боялась, а таких тем более. Она побледнела и сказала, что у нее кружится голова, пошла в спальню родителей и прилегла на кровать. Шура запихнул тяжелое тело кота в наволочку от подушки, потом уложил его в большую коробку из-под отцовских английских штиблет. Картонка была нарядная, гладкая, и отец ее хранил, точно так же как и многие другие импортные упаковки и этикетки от заграничных шмоток. «Красивый гробик для Фильки получился», — подумал Шура.
Просто выбросить кота на помойку Шура не решался, могли соседи из окон заметить, да и коробка слишком выделялась своей броскостью, дворник сразу захочет к себе такую вещицу заграбастать, а в ней «сюрприз». Шура усмехнулся, представил рожу их дворничихи. В землю кота зарыть лопаты не было, да и где копать? Он вспомнил, как дед ему рассказывал, что в войсковой части, где он служил, они котят в ведре топили. Но тут не котенок, а котяра, и решил Шура пойти с ним к Неве.
Он перешел Кировский проспект, мостик, и вот он уже у Петропавловки. Единственное место, где можно было это сделать, был пляж. Народу на нем много, августовская жара пригнала ленинградцев уже с утра к крепостной стене. Узкая полоса серого песка была утыкана окурками и покрыта толстым слоем шелухи от семечек. Бронзовые от загара тела мужиков прижимались к каменной кладке, среднего возраста дамочки лежали в застывших позах, стыдливо прикрывая причинные места легкими тряпочками. Молодежь группами каталась на лодках, отплывали подальше и бросались с борта в воду, фыркали, брызгались на девчонок водой, а те пронзительно визжали. Шура отошел в сторонку, раскрыл коробку, насыпал в нее побольше песка, доложил камень, веревкой перевязал и стал поджидать группку лодочников.