Выбрать главу

Ждать пришлось долго, наверное, прошло минут сорок пять, пока кто-то из них подгреб к берегу.

— Слушайте, ребята, у меня к вам просьба, не могли бы вы эту коробку подальше от берега в воду сбросить?

— А что у тебя там? Может, клад или мертвец? — смеялись ребята.

— Да, мертвец… но особенный. Я давно решил его так похоронить, его Матросом звали, а потому пусть он на дне Невы лежит. — Шура рассказал ребятам о «славной жизни боевого кота Матроса, о его старости и тихой смерти». Девочки притихли, мальчишки поверили, взяли коробку, отплыли к пляжным буйкам и забросили ее подальше. Кот мгновенно пошел ко дну.

Шура облегченно вздохнул, ребят поблагодарил, и они ему предложили пива выпить (вроде как поминки по Матросу). Он не стал отказываться.

Так долго он не выходил на улицу, что солнце и пиво его разморили, веселая пляжная болтовня доносилась уже как щебет птиц, слов не разобрать, на душе было легко. Он прилег на песок и заснул.

Личные неприятности

Шура проснулся, оттого что замерз. Августовский жаркий день принес грозу с ветром. Ливень стеной обрушился на загорающих, народ в спешке покидал пляж, на ходу одеваясь, засовывая в сумки полотенца вперемешку со снедью. Шура взбежал по каменной лестнице и укрылся под навесом какого-то строения. Часы на Петропавловке пробили пять раз. Из дома он вышел почти в полдень. Шура не думал, что прошло так много времени. Как там Надя без него? Наверное, волнуется? Он выгреб мелочь из кармана брюк, нашел двушку, телефонная будк, к счастью, была свободна. Шура набрал домашний номер. Длинные гудки звучали безнадежно, никто трубку не брал. Он был уверен, что Надя дежурит перед домом, а теперь дождь загнал ее в подъезд. Утопая по щиколотку в гигантских лужах, Шура добежал до дома.

Надя его не ждала ни в подъезде, ни на лестнице.

Старый лифт скрипел и еле тянул. Наконец-то! Их этаж, дверь. Шура привычным жестом сунул руку в задний карман брюк. Ключей не было.

Он так давно не выходил на улицу, что перестал пользоваться ключами и отдал их Наде. Шура несколько раз постучал в дверь, потом коротко позвонил (это был их условный пароль с Надей). Тишина за дверью. Он сел на коврик, облокотился спиной о дверь и стал ждать. В голову лезли разные мысли, но больше всего ему хотелось снять с себя мокрую одежду. И вдруг он услышал в квартире отдаленные звуки музыки, шаги, где-то хлопнула дверь — мурашки пробежали по затылку Шуры, Ну конечно, как он мог забыть, все его догадки и подозрения оправдались! Стоило ему только уйти и оставить Надю одну, как «они» проникли внутрь квартиры. Может быть, они связали его любимую, допрашивают ее, требуют, чтобы она призналась, где он. Шура вскочил и кулаками стал барабанить в дверь. Соседи по площадке давно уехали на дачи, весь дом был похож на вымерший муравейник, даже вахтер на лето закрывал свою будку.

— Надя, открой! Немедленно откройте мне дверь! Эй, кто там, бандиты, сволочи, я вам покажу, как издеваться надо мной! Если вы немедленно не откроете, я пойду в милицию! Я хозяин квартиры!!!

Он приложил ухо к замочной скважине и прислушался. Ему показалось, что кто-то шепчется у самой двери, потом странное шарканье, будто тяжелый тюк тащили по коридору в глубину квартиры, потом Шура расслышал шум воды, ванная была почти рядом с входной дверью. Он буквально врос в дверь.

И вдруг она неожиданно раскрылась, Шура потерял равновесие и всем телом повалился на человека. Тот схватил его за волосы и сильно вздернул кверху.

Перед ним стоял отец.

— Ах ты, мерзавец! Это кто хозяин квартиры?! Ты что себе позволяешь, последняя скотина! Лучше бы ты вообще на свет не родился… или я тебя не родил!!! — сбивался в ярости отец. — Сколько сил мы на тебя положили, сколько бессонных ночей тетя Мила провела, а ты, гад подколодный, чем платишь?! Бардак и хлев развел, ни работать, ни учиться не хочешь! Ну так я тебе покажу, как нужно жить и хлеб зарабатывать. Вон из моего дома, воо-о-он! — Отца била дрожь, и от сильного возбуждения все лицо его перекосило. Это не было театральной сценой, а скорее походило на страшный карикатурный реализм. Отец сейчас не играл короля Лира, он был самим собой, и, видно, то, что в нем копилось долгие месяцы, сейчас выплеснулось наружу.