Они спустились вниз, Зора затянула Голицына на застеклённую веранду, здесь было удушающе жарко, тропические растения превратили это место в настоящую оранжерею.
— Расскажи мне, как ты решил остаться. Тебе было страшно? За тобой ГБ прыгало, а французы скрывали, прятали? Ты, наверное, всякие секреты знаешь…, тебя в Москве приговорили к расстрелу?
Она умирала от любопытства, ей хотелось знать больше, чем из газет, она впервые видела русского героя и представляла его совсем иначе. Перед ней сидел не «супермен», а довольно усталый, не молодой мужчина, в потрёпанном пиджачке и стоптанных башмаках.
Герой молчал.
— Ну, а что ты умеешь делать в жизни? Это правда, что ты режиссер и на телевидении работал? На это у нас не проживёшь, нужно тебя толкнуть в жизнь, знаешь у меня куча связей, друзей пол Парижа, хотя русских здесь как собак не резанных, все голодные, все хотят урвать, да побольше. Хоть и пишут в объявлениях, что они с тремя дипломами, но готовы на любую чёрную работу. Нужно подумать как тебя приспособить.
Он молчал, он устал рассказывать о себе, хотелось выпить и желательно водки.
— Слушай, а ты и вправду князь? Я эту белую кость презираю, их нужно было всех в семнадцатом перерезать, да многие сбежали, в Париже осели. Ты, за Царя или против него… а может ты православный, верующий? Видала я в гробу это ваше православие…
— К сожалению, я плохой верующий, — глухо произнёс Александр Сергеевич. — Я не совсем понимаю, о чём вы говорите, я не знаю этой страны и плохо знаком с эмиграцией, только сейчас начинаю понимать как она разнообразна. Оказывается, в ней есть и такие люди как вы и ваш муж, они думают иначе…
— Иначе, чем кто? Знаешь, Пушкин, я ведь из Польши приехала, меня малышкой сюда привезли, я родилась в Львове, помню, как в Варшаве мы с сестрёнкой развлекались, поливали чернилами из окна польских девчонок, которые к первому причастию шли. Вот умора была, все их белые платьица в фиолетовых подтёках… Мои родители в Польше преуспели, папа был военный, мама в гарнизоне столовой заправляла, а потом нас сложными путями вытащили сюда дальние знакомые. Правдами и неправдами, удалось переправить кое-что из папулькиных накоплений, он у меня марки коллекционировал, так, когда мы через границу ехали, никому тогда в голову не пришло всматриваться в его марочные альбомы… да под подкладку пиджака. Долго рассказывать о нашей жизни не буду, мыкались мы здесь годами, всякие «толстовские фонды» помогали, мы ничем не брезговали, потом мои предки магазин открыли… антикварный, ну а потом я встретила «индуса». Он на меня клюнул сразу, а я своего шанса не упустила, сразу родила ему маленького гения. Ты плохого не подумай обо мне, я своего Шасю люблю, он мне все прощает, жалеет меня. Мы с ним одного поля ягода. Знаешь ведь его бабушка из троцкистов-бомбистов, а дед, писатель, из революционеров, так что к «белой кости» у него наследственная аллергия. С ним на эти темы разговоры лучше не заводить, засмеёт.
Голицын посмотрел на часы, было уже за полночь, пора уходить и захватить Аллу, хотя вырвать её отсюда, задача не из лёгких. Откровения Зоры были ему не интересны, за последние месяцы ему многое стало ненавистно в русских эмигрантах, а разобраться в тонкостях, понять, почему одни ненавидят других, он не мог. Его жизнь сложилась здесь не совсем так как он себе представлял.
Зора, подлила себе в стакан и уютно устроилась в шёлковых подушках низкого дивана.
— Присоединяйся герой, у нас вся ночь впереди, поговорим о жизни, я страсть как люблю философствовать. Я твои статейки в «Русской мысли» читаю, так себе, не очень гениально, знаешь, ведь я тоже сочиняю, готовлю книгу рецептов, вот Алка её корректирует, хотела тебя попросить, помочь мне… может подкинешь кое-какие идеи?
Голицын выпил и почувствовал как его нижние конечности растворяются, кресло, в котором он сидит оторвалось и плавно полетело по комнате, голова наполнилась веселящим газом, а мысли поскакали чехардой и призвали к хулиганским действиям.
— Что же вам своих «рабов» не хватает? Муж ваш такой пост занимает, что, наверное, многие русские готовы услужить ему и вам? Я слышал, от Аллочки, как вы её третируете, да и не только её…
Зора злобно сверкнула глазами.
— Ты, наверное, Пушкин не читал Оруэлла, там у него в «Скотском хуторе» персонажи прописаны — коровы, куры, свиньи, козлы, они мне вполне кое-кого напоминают, а из своего личного опыта, я давно заключила, что только русские должны подтирать задницы нашим детям, у них это замечательно получается, ну и в зависимости от талантов, делать кое-что другое.