Температура и давление внутри изделия достигли весьма значительных величин — но и только. Пока, кроме маломощного ядерного взрыва, ничего, в сущности, не произошло. А потом, сжатый дейтериевой плазмой до состояния критической массы, рванул второй плутониевый стержень.
Два атомных взрыва подряд — для внутренностей изделия это оказалось уже слишком. Ядра дейтерия наконец-то умудрились преодолеть силы кулоновского отталкивания и начали в экстазе сливаться друг с другом. И два предыдущих атомных взрыва на фоне этой вакханалии казались жалкими поделками по сравнению с полотном великого мастера. Всё-таки энергия связи на один нуклон в начале таблицы Менделеева куда ниже, чем в конце.
Энергия термоядерного взрыва составила примерно семь с половиной миллионов тонн в тротиловом эквиваленте. Ущерб, который взрыв нанёс объекту Ро… Ну какой может быть ущерб от термоядерного взрыва в вакууме на расстоянии в тысячу двести километров? Правильно. Никакого.
Если только…
Поток энергии обрушивается на последнюю уцелевшую часть изделия — длинный и толстый стержень из гидрида урана. Совсем скоро он испарится, кончится, перестанет быть — но пока монокристалл ещё держится. Он впитывает энергию, как губка. Его электроны перепрыгивают на верхние энергетические уровни, возбуждаясь всё больше и больше. А потом в каком-то случайном атоме происходит спонтанный энергетический переход. Электрон спускается на более низкую орбиталь и испускает фотон, и этот фотон вызывает лавину. Возбуждённые атомы вынуждены отдавать обратно всю свою запасённую энергию. Отдавать в виде тех же самых фотонов. Когерентных, монохроматических, узконаправленных. Способных с лёгкостью преодолеть всю бездну расстояния до объекта Ро.
За мгновение до того, как испариться в пламени термоядерного взрыва, триста тонн гидрида урана испускают поток света. Невидимого, но оттого не менее смертоносного.
Через неуловимую долю секунды в объект Ро упирается луч гамма-излучения. Сто тысяч тонн тротилового эквивалента исправно доставлено до адресата. Получите и распишитесь, агрессоры!
Квантовый генератор с ядерной накачкой, базирование на Гильгамеш, модель шестьсот семнадцать, порядковый номер тысяча семьсот тридцать своё предназначение выполнил.
4. Москитный флот / SO
Оказывается, щититься всё время не так уж сложно. Вопрос привычки.
Я с самого детства мечтала летать. Парить в пустоте, выписывать фигуры высшего пилотажа, так, чтобы сердце замирало от восторга, чтобы перегрузки сменялись падениями, чтобы индикаторы гравикомпенсаторов перемигивались красными огонёчками, чтобы, приземлившись, можно было откинуть щиток шлема, смахнуть пот со лба и почувствовать: ты — выдержала! Ты — победила!
Когда я в десять лет во время очередного папиного отпуска угнала его катер, поднялась на орбиту и только благодаря спонтанному Трансу увернулась от грузовика, родители наконец-то поняли, что это всерьёз. Мама плакала и причитала, мне было её жалко, но отказываться от своей мечты я не собиралась. Отец лишь неодобрительно качал головой да тяжело вздыхал: "Ну кто ж тебя так воспитал-то, а?". Ему не нравилось, что я собираюсь стать пилотом истребителя. Но он сам был военным, и слова "защита Империи" для него — не пустой звук.
Вскоре у меня появились и скоростные катера, и личные инструкторы. Самым ненавистным предметом — до дрожи, до скрежета зубовного — была медитация. Но я раз за разом, день за днём пыталась поймать ускользающее чувство Транса. Ведь я — одарённая, и это выводит навыки пилотирования на совершенно новый уровень. Предчувствие. Предвидение. Мгновенная оценка боевой обстановки. Ради такого стоило постараться. Ради такого стоило целыми днями сидеть в ненавистной неподвижности, выполняя дурацкие упражнения.
И как-то потихоньку, незаметно, исподволь у меня начало получаться. Через пару лет я могла соскользнуть в Транс мгновенно, в любое время, даже посреди самого сложного манёвра. Пожалуй, именно это спасло мою жизнь в первом бою.
Когда мне исполнилось семнадцать лет, настала пора поступать в Лётную академию. И тут-то начались… очередные сложности.
Будучи благородной, я могла летать в одном из Имперских эскадронов. "Золотых", как их зачастую называют во флоте. Очень престижно. Очень почётно. Самые опытные команды. Самые изматывающие тренировки. Самые тяжёлые задания. Теоретически.
На практике… всё было именно так. Во времена Императора и позже, на протяжении многих веков. А потом ситуация как-то незаметно изменилась. Баронам и графам не хотелось рисковать своими отпрысками… и самим трусам это было тоже не по душе. Так что "золотые" в основном занимались парадными полётами в небесах секторальных планет. В боях тоже участвовали — но всегда под значительным "прикрытием".