— Проклятие, Белл, да я об этом просто не думаю.
Белл затаила дыхание, моля небеса о том, чтобы он не думал о том же, о чем и она. Белл взглянула на губы Уокера, и ей захотелось, чтобы он поцеловал ее, как уже целовал раньше. Господи, да что это с ней, в конце концов?!
— О чем же вы думаете, Кейси?
— О том, какая вы храбрая, решительная и красивая. Волосы у вас темные, словно мех соболя. Такие мягкие и блестящие. Я хотел бы запустить в них руки и перебирать пальцами шелковистые пряди. Мне не нравится, что вы так устаете от работы.
Белл машинально потерла больную ногу.
— Что поделаешь, необходимо зарабатывать на жизнь для себя и для Томми.
Огонек керосиновой лампы отражался двумя золотистыми точками в ее карих глазах. Кейси ощутил вспышку желания, на этот раз небывало сильную. Как же он ее хотел!
Кейси наклонился к Белл, коснулся губами ее губ, потом еще раз, еще, целуя ее бессчетно, все крепче и крепче, ненасытно и страстно. Губы ее отдавали медом, и в промежутках между поцелуями он шепнул ей об этом.
— Я пекла пирожные, — неожиданно ответила она тоже шепотом.
— Ты и сама сладкая, — сказал он с коротким смешком, слегка отпрянул от нее и тронул ладонями ее груди, такие округлые и упругие. Но этого ему было недостаточно, Кейси жаждал большего, ни одну из многих своих женщин он не хотел так неудержимо. Он расстегнул пуговицы на корсаже, распустил завязки на шемизетке и наконец добрался до обнаженного тела. Белл не носила корсета, и Кейси поблагодарил небеса за эту уступку.
Белл была настолько потрясена и одурманена этим ураганом ласк, что вначале даже не осознала, насколько они смелы и, пожалуй, недопустимы. Она чувствовала неодолимую силу мускулистого мужского тела, разгоряченного страстью. Чувствовала, что сама невероятно ослабела и не в состоянии сопротивляться, но все-таки попробовала. Упершись ладонью в грудь Кейси, она еле слышно произнесла:
— Кейси, не надо, это нехорошо.
Он взглянул ей в глаза с дерзкой усмешкой и сказал:
— Мне очень хорошо. Сядь, я хочу снять с тебя это немыслимое платье.
— Кто-нибудь может войти.
Кейси вскочил и запер дверь. Вернувшись к Белл, он одним движением поставил ее на ноги, другим освободил от платья с такой легкостью, что Белл осенило — ему, должно быть, привелось раздевать немало женщин.
— Томми ждет меня.
— За ним присмотрит Ван Ю. — Он уложил Белл спиной на постель. — Мне хотелось сделать это с первой минуты, как я тебя увидел.
Опустившись на колени возле кровати и откинув нижние юбки, он обнажил ноги Белл. Она негодующе фыркнула, но Кейси не обратил на это ни малейшего внимания, не сводя глаз с ее ног, в то время как она безуспешно старалась одернуть юбки.
— Зачем вы это сделали? Чтобы получить извращенное наслаждение, любуясь моим уродством?
— Кейси взглянул на ее вывернутую опухшую лодыжку и ощутил вспышку безрассудного гнева против тех, кто видел искалеченную девочку и ничего не сделал, чтобы ей помочь. Дотронулся до поврежденного сустава и почувствовал, как вздрогнула Белл.
— Никакого уродства нет, тебе не стоит даже думать об этом. — Он осторожно взял в руку больную ногу и начал другой рукой слегка ее массировать — нежно поглаживать, чтобы снять боль и успокоить Белл. — Уверен, что твой муж не считал тебя непривлекательной.
Голос у него был негромкий и ласковый, он и в самом деле успокаивал, как и его легкие прикосновения, хотя Белл все еще чувствовала себя смущенной.
— Том был необыкновенно добрым. Он считал меня красивой.
— Я тоже считаю тебя красивой.
Ладонь Кейси скользнула выше, его пальцы коснулись края панталон Белл, потом он снова повел рукой вниз, к лодыжке.
— Ты, должно быть, подслеповат, — возразила Белл, тоже переходя на ты, а Кейси тем временем уже гладил ее колено, сдвинув край панталон повыше. — Что ты делаешь?
Глаза их встретились; ее — широко раскрытые, его — прищуренные и жаждущие, умоляющие, требовательные.
Белл тонула в их завораживающей глубине и на секунду почти поверила, что она красива.
Кейси вдруг отвел взгляд. Он хотел Белл, хотел заниматься с ней любовью, но он не имел на это права. Продолжая массировать ее лодыжку, спросил:
— Так легче?
Она кивнула, удивленная и смущенная его сдержанным, почти безразличным тоном. Бог мой, она, должно быть, лишилась рассудка, позволив ему раздеть себя и ласкать так интимно.
— У тебя это хорошо получается, но…
— Я хочу любить тебя!.. — выпалил он и тут же осекся, дополнив свое признание каким-то задушенным вздохом.
Да что, черт побери, с ним такое? Он никогда не считал себя настолько неспособным на должные ухищрения в подобных делах. Сейчас он вел себя как старшеклассник с первой в своей жизни женщиной. Его неуклюжее заявление прозвучало совершенно нелепо даже на его слух.
— Белл, ты меня слышишь? Я хочу тебя.
Она не смогла ответить, потому что Кейси снова начал ее целовать, лишив возможности свободно дышать. Белл понимала, что, если он сейчас уйдет, она больше никогда его не увидит, но не могла бы отрицать собственного желания отдаться его поцелуям и… тому, что за ними последует. Она взрослая женщина, отвечает за свои решения, и она очень хочет любить Кейси.
Поцелуи его становились все более страстными. Он целовал ее груди, а рука его — это Белл даже не сразу осознала — пробралась через разрез в панталонах между ее ног.
— Белл, ты такая горячая. Ты сводишь меня с ума. Еще минута, и у тебя не останется выбора. Если ты хочешь уйти, сделай это прямо сейчас.
Белл ухватила его за рубашку.
Улыбка Кейси была такой, что у нее почти остановилось сердце.
— Значит ли это, что ты не собираешься оттолкнуть меня?
— Боюсь, что это было бы несколько поздно, тебе не кажется?
— Кажется.
С непостижимой быстротой Кейси сдернул с себя рубашку и брюки и отшвырнул в сторону.
— Не могу обещать тебе ничего, кроме наслаждения, Белл, — сказал он, предоставляя таким образом Белл последнюю возможность к отступлению.
— Я и не прошу никаких обещаний. Смысл моей жизни в Томми. И больше мне ничего не надо.
Только это и хотел услышать Кейси. Он накрыл ее тело своим и, целуя жадно и быстро, прошептал ей на ухо:
— Хочу подарить тебе наслаждения, которых ты не знала.
— У меня не было мужчин после смерти Тома, как не было и до него, — вздохнув, призналась Белл. — Я в этом смысле неопытна.
Ее слова обрадовали Кейси — быть может, потому, что он почувствовал себя увереннее в стремлении доставить неизведанную радость женщине, которой он так хотел обладать.
Когда Кейси обрел способность дышать более или менее нормально, он, все еще вздрагивая после испытанного экстаза, освободил Белл от тяжести своего тела и обнял ее, прижав к себе.
— Прости, если я причинил тебе боль. Не знаю, что со мной произошло. Обычно я веду себя более сдержанно.
Белл смотрела на него с недоверием и почти со страхом. Как мог мужчина, которого она едва знала, возбудить в ней такие чувства? Она беззаветно отдалась ему телом и душой, одержимая той же страстью, что и он. Она любила Тома, ей нравилось заниматься с ним любовью, но ни разу она не испытала ничего похожего на постигшее ее сегодня безумие, лишенное всякого удержу, всякой стыдливости. Она готова была счесть себя… безнравственной.
— С тобой все в порядке? — спросил он, озабоченный странным выражением ее лица.
— Более чем, — ответила она со слабой улыбкой. — Ты подарил мне чудо. Это было нечто необыкновенное.
Кейси рассмеялся от всей души:
— Истинное чудо досталось мне, радость моя.
Потом они лежали в молчании, отдыхая и набираясь сил.
Кейси понимал, что должен рассказать Белл о причинах своего пребывания в Плейсервилле, но не в силах был сделать это сейчас, сразу после того, как они пережили взаимное наслаждение. Скоро он ей откроется, очень скоро, пообещал он себе. Он надеялся, что Белл сможет простить его. Особенно после того, как он порвал отношения с Макалистером, чтобы не предать ее и Томми. Но как бы это ему ни хотелось, он не смел рассчитывать на долговременные отношения с Белл. Кейси не знал, сколько времени понадобится на то, чтобы избавить Марка от обвинения в преднамеренном убийстве, но готов был посвятить всю оставшуюся жизнь тому, чтобы освободить брата из тюрьмы. Белл и Томми заслуживают такого мужчины, который способен посвятить им все свое внимание.