Граф окунул платок в воду, отжал его и протер щечки и лоб жены. Ее поступки говорили о том, что не она была виновницей покушений — во всяком случае, Гаррику очень хотелось верить в это, и сейчас в душе его шла битва между любовью и подозрительностью.
Конечно, было очевидно, что не она являлась источником угрозы для его жизни, но это не снимало с нее подозрения. Вероятно, ею манипулировали, а она даже не знала о заговоре, заботилась о его безопасности и тем наталкивала на мысль, что Генрих желает его смерти, чтобы одарить любимого сыночка.
Да, Несса не причастна к покушению на его жизнь, но вот ее дружок — совсем другое дело. Рейнард был с ним на охоте, хоть Гаррик не видел его, когда стрела чуть не вонзилась ему в грудь. Вчера Рейнард подал ему отравленное вино, кто бы ни положил ядовитые семена в кубок. А сегодня он не видел Рейнарда, значит, тот вполне мог стоять на крепостной стене. Рейнард — сторонник королевы…
Тут Несса наконец-то открыла глаза и увидела серебряные глаза и скрученный платок, с которого на покрывало капала вода. Муж заботливо склонился над ней, но его мысли витали где-то далеко. О чем он думал? Об Алерии? Постоянное чувство вины без труда подсказало, что он расстраивается из-за красавицы, на которую в последнее время источал свое обаяние. Он бы заполучил эту красавицу, если бы не вмешалась она, Несса.
— Я сожалею, я очень, очень сожалею, — вырвалось у Нессы. Она еще не совсем пришла в сознание и говорила вслух. Она его любила, так любила, что готова была дать ему все, даже другую женщину.
Гаррик оторвался от своих мыслей и нахмурился. О чем она сожалеет? О покушении на него? Но он только что ее оправдал…
Несса увидела, что муж хмурится — что ж, она приучена выносить от других неприятности за то добро, что им делает. Она продолжала говорить о том, как она откроет Гаррику путь к счастью.
— Я знаю, что разочаровала тебя, что тебе трудно смириться с мыслью, что вместо красавицы тебе подсунули меня. Кто понимает, как ты неотразим… — Она не нашла слов, чтобы описать совершенство своего мужа, и только махнула рукой. — С самого начала я знала, что предназначена для практических дел, а не для страстной любви мужчины. У меня нет ее золотых волос, ее веселых глаз, я… — Несса опять не находила слов и знаком показала, что ей не хватает пышных форм. Затем тотчас же отругала себя за то, что опять скатилась на жалость к себе, и окончательно утратила дар речи.
Ее самоуничижение так отличалось от признания, которое Гаррик ожидал услышать, что он онемел. Она — не для страстной любви мужчины? Что же, во имя Девы Марии, влекло его к ней в постель снова и снова? Он не успел ничего сказать — она продолжала:
— Мой постыдный поступок связал тебя со мной, и, чтобы его исправить, я без возражений приму твое решение, если ты отправишь меня обратно в аббатство. — Ее сердце иссохнет и погибнет, но эту цену придется заплатить. — Всем известно, что мне давно был уготован этот путь, так что никто не удивится. Потом с помощью короля ты получишь освобождение от брачных уз и сможешь жениться на Алерии.
Гаррик пришел в ужас. Сначала он подумал, что жена изобрела способ вернуться к желанной монастырской жизни, но слезы, заливавшие ее лицо, говорили о другом.
— Послушай, ради тебя и только ради тебя я старался быть Алерии хорошим братом, но всю жизнь терпеть ее общество — этого я не вынесу! Если ты так изнываешь по религиозной жизни — клянусь, ты ее получишь, но только знай: если ты уйдешь, мое сердце разорвется!
Пламенная речь мужа заставила Нессу посмотреть ему в глаза: они были серьезны и потемнели от боли. Неужели он ее любит? Не может быть…
— Я наконец понял своего отца, — сказал Гаррик. — Если ты уйдешь, я проведу остаток дней в одиночестве.
— Нет, не надо. Только не ты.
Как ужасно — муж замкнется в своей ледяной скорлупе, одинокий, жаждущий невозможного… Этого Несса не могла перенести. Она прикоснулась пальцами к его губам, и Гаррик, тотчас же перехватив ее руку, уткнулся губами в ладонь. Может, она говорит это из жалости? Он готов был принять и крохи ее участия, но жаждал получить все сердце целиком — никак не меньше!
— Чего ты хочешь, Несса? Холодную постель в аббатстве Святой Маргариты или огня в моей кровати? — проговорил Гаррик, прижав ее к груди. — Я тебя люблю и хочу, чтобы ты была со мной всю жизнь. Оставайся.
Несса трепетала под лаской его сильных рук. Наверное, ей это снится. Только во сне он может любить ее так же, как она его. И если это возможно только во сне, то пусть она не просыпается вовеки. С закрытыми глазами Несса обняла мужа — во сне некрасивым женщинам не запрещается вызывать в мужчине желание.
— Только тебя я всегда втайне желала. Ты постоянно искушаешь меня. — Слова растворились в трепетном молчании, и он тотчас же впился страстным поцелуем в ее губы.
Давно сдерживаемая нежность прорвалась сквозь все преграды и хлынула неудержимым потоком. Гаррик с восторгом ощущал, как Несса тает, упивается неопровержимым доказательством того, что она ему нужна.
— Если я тебя искушаю, то ты меня — еще больше. За твоей сдержанностью скрывается ангел, существо с такой силой соблазна, какую я еще не встречал, и этот ангел — только мой! Выпусти его ко мне, — прошептал он и снова наклонился. Их дыхания слились воедино.
Она пылко отдалась жаркому поцелую, и все исчезло, осталось только ощущение сладостной ласки. Гаррик чуть отодвинулся — в ее затуманенных страстью глазах промелькнуло смущение, — затем медленно развязал шнурок, стягивающий блузу у горла. Сняв ее, отбросил не глядя, обнажив тело с нежно-розовыми кораллами на груди. Потом снял все остальное.
Придавив ее руки к подушке, он навис над ней и снова впился поцелуем в ее губы. Поцелуй усиливался, углублялся, пока она не стала, словно в агонии, извиваться на смятых простынях. Он отпустил ее руки, боясь, что даже это касание лишит его остатков самоконтроля, отпрянул, но серебряное пламя обежало контуры изящного тела. Это необыкновенное создание принадлежало ему, и он мог его ласкать и целовать. И эти дивные вскрики — тоже его. Он пьянел от наслаждения.
Влекомый желанием более сильным, чем его воля, Гаррик со стоном наклонился и накрыл губами холмик груди. Несса затрепетала, из груди вырвался стон. Вцепившись в иссиня-черные волосы, она притянула его к себе, зная, что никогда в жизни не оправится от чувства, которое сейчас сотрясало ее, делало дикой и неистовой, оттого что ее соблазнитель наигрывал свою мелодию на ее жаждущем теле.
Она сунула руку под его тунику, ей хотелось погладить мускулистое тело. Гаррик содрогнулся и быстро сбросил с себя всю одежду — Несса успела только мельком увидеть его обнаженное тело, — затем придавил ее к постели, подсунул руки под крутые бедра и прижал их к себе. Несса со стонами молила дать ей освобождение, рвалась принести себя в жертву всепоглощающему огню. Он подвинулся — грудь к груди, живот к животу, бедра к бедрам, — и Несса еще громче застонала. Все запреты сгорели дотла, и она вжалась в него, подстрекая закончить победную песню соблазнителя. Тела слились в горячем, диком ритме страсти. Несса раз за разом впивалась в источник дивной и яростной музыки, подчинялась его власти; наконец музыка взвилась в крещендо — и вспыхнула в последнем аккорде.
Они погрузились в мягкое облако разделенной любви. Гаррик нежно обнимал Нессу и покрывал поцелуями лоб, глаза, щеки, пока ее не сморил сон.
Много позже легкое подергивание завитка волос на виске вывело ее из состояния блаженного забытья; их прежние страстные игры приносили удовлетворение, но такое полное удовлетворение могло дать только признание в любви. Несса ласково улыбнулась мужчине, отодвинувшему занавеску на кровати. На нем уже были штаны; она удивилась и нахмурилась.