— Давно ли вы живете в этом замке на щедроты короля Генриха?
Несса вздрогнула и снова потупилась. Затем, принимая вызов, ответила:
— С того дня, как король запер здесь свою жену, словно в тюрьме. — В горделивой посадке головы не было ни намека на смирение, которого следовало бы ожидать от монашки.
Мысленно усмехнувшись, граф задал очередной вопрос:
— А как еще Генрих мог бы обезвредить змею, нападающую при первой возможности?
— Он мог прогнать всех Алис и Розамунд и жить с Элеонорой как с женой, которой он поклялся в верности перед Господом! — выпалила Несса.
Гаррик засмеялся:
— Что вы можете знать о таких вещах? — Действительно, как монашке понять отношения между мужчинами и их любовницами или даже женами?
— Я знаю Божьи заповеди. А вы? — Неужели он считает, что она не может судить о том, чего не испытала сама? Несса разозлилась, но ее слова были холодны, как тот мужчина, к которому они были обращены.
Он покачал головой, усмехаясь ее безнадежной наивности.
— Не возжелай чужую жену — вот что Он написал на скрижалях, — продолжала Несса. — Он не говорил, чего женщине нельзя, а мужчине можно. — Твердый взгляд подкрепил правоту ее утверждения.
Гаррик пожал плечами. Понятно, что она ничего не знала о женском двуличии, которое и толкает мужчину искать другую женщину.
— А как насчет другой заповеди — почитай отца своего? Ваша королева лишила Генриха сыновей, его наследников. Она вызвала в них неуважение к отцу и непокорность.
Несса мгновенно отбила этот довод:
— Вы оставили без внимания вторую половину заповеди. Там говорится: почитай отца и мать. Элеонора не лишала Генриха сыновей. Он сам их бросил, когда ушел воевать и жить с другими женщинами.
— Но не Джона. Джона он оставил. — Гаррик сказал первое, что пришло на ум, однако это был не лучший ответ.
— О да, Джона он оставил. — Несса поджала губы — никогда еще они не кривились так язвительно. — Жалкая судьба для принца.
— Вы с ним встречались? — Он был уверен, что нет — она была заперта то в монастырских стенах, то в замке, ставшем тюрьмой Элеоноры.
— Нет, но я знаю тех, кто встречался. — Лед вопроса не угасил огонь в ее глазах.
Гаррик повторил то, что неоднократно слышал:
— Он молод, он еще многому научится.
— Да, мы слышали. Так король оправдывал его поведение в Ирландии. Но Джону уже больше двадцати, и если он до сих пор не набрался ума, то теперь уж не наберется.
Гаррик был согласен со всем, что она говорила, но не собирался в этом признаваться. Пока Генрих жив, Джон плетется у него в хвосте. А потом? Кто бы из принцев ни стал королем, последуют огромные перемены. Какой смысл беспокоиться о том, чего нельзя предвидеть? Пустая трата времени, которое лучше бы потратить на решение сегодняшних проблем.
Шаги королевы мигом положили конец перепалке. Все это время Алерия сидела раскрыв рот, а Коннел чуть не хохотал, глядя, как женоненавистник Гаррик вступил в словесный поединок с представительницей противоположного пола — да еще монашкой! Он с уважением посмотрел на девушку, сумевшую поставить в тупик гордого Гаррика.
Как только Элеонора уселась в свое кресло в центре комнаты, Несса осознала, до какой степени утратила здравомыслие. Она встала и обратилась к королеве:
— Завтра меня ждет долгий путь, и я чувствую, что нужно отдохнуть перед трудной дорогой. Позвольте мне уйти.
От королевы не укрылась бледность девушки, на которую не мигая смотрел Гаррик. Граф был изумлен горячностью будущей монахини. Он-то думал, что она — голубка, а у этой голубки когти сокола! Она встала на защиту своей госпожи, и ни один благородный человек не попрекнет ее за это, даже если сам он — из другого лагеря. Более того, она не хитрила, не скрывала свои истинные чувства. Женщины, которых он знал, притворились бы, что согласны с мужчиной, чтобы получше скрыть свои интриги.
Высокомерие простых смертных минует женщин, посвятивших себя Богу, но сейчас он столкнулся с женщиной, не принадлежавшей ни к миру дворцовых интриг, ни к царству холодного, отстраненного благочестия. Интерес к необычной послушнице стремительно возрастал наряду с недовольством собой. Граф злился на себя… и почему-то на нее — за то, что она ни на кого не похожа.
Глава 4
Алерия не вышла к утренней трапезе, не оказалось ее и в спальне. Несса хотела перед отъездом попрощаться с сестрой и пожелать ей удачи в связи с предстоящей помолвкой, но Алерии нигде не было. В Нессе нарастало нетерпение и раздражение, и, чтобы устоять перед столь недостойными чувствами, она замерла посреди коридора, разделяющего надвое верхний этаж башни королевы. Замерла и поднесла к губам сложенные вместе ладони — этот жест заменял ей другие проявления нервозности. Сделав глубокий вздох, она помолилась о ниспослании помощи в обретении неспешности, даже хладнокровия, которое пристало слуге Господа.
Впервые Несса боялась возвращаться в аббатство. Она была бы не прочь считать свою спешку признаком готовности принять предназначение, но недремлющая совесть указала, что это скорее желание побыстрее сбежать от пугающе красивого мужчины, а вовсе не тяга к монастырской жизни с ее бесконечными повторами. Эта мысль, удручающая, но неопровержимая, украдкой пробралась в сознание, и Несса ничего не могла с ней поделать; было очевидно, что монастырская жизнь слишком уж скучна для пытливого ума. Она надеялась, что в аббатстве продолжит свое образование, но там почти не было стоящих книг, вопросы не приветствовались, а некоторые из них и вовсе считались ересью. Поиск такой же простой и однозначной веры, как у Сибиллы, послушницы в том же аббатстве, углубил ее веру, но вместе с тем в ней окрепло убеждение, что она не имеет призвания к служению Богу.
Бледный свет пасмурного дня едва сочился сквозь узкое окно в стене коридора и не мешал Нессе в ее смутных думах. Ее молитва была услышана, хотя и не в такой мере, как ей бы хотелось. Тревога о том, что будет, ушла и сменилась тревогой о том, чего не должно быть. Потом она подумала, что у нее нет выбора, а эта мысль отбросила к тому, с чего она начала… У нее окончательно пропало желание спешить в аббатство.
Заставив себя сосредоточиться на ближайших делах, Несса придала лицу обыденное выражение и решительно направилась к двери, за которой можно было бы найти Алерию в самом крайнем случае. Тяжелая дубовая створка поддалась без звука, и Несса увидела сестру. Алерия стояла, сдвинув красиво очерченные брови, и у нее был вид котенка, у которого отняли сметану. Румянец на щеках только усиливал ее красоту, но Несса сразу поняла, что сестра вне себя от гнева.
— Ах, Несса!.. — И Алерия сразу же начала изливать горькие жалобы на причиненную ей обиду. — Он ужасно холодный! Насквозь холодный! — Она ткнула пальчиком на дверь, за которой стоял невидимый Нессе человек.
Молча кивнув, Несса вошла и тотчас же увидела графа. Черноволосый, в темной одежде, он стоял у окна и казался… огромным и устрашающим. Светло-серые глаза сверкали льдом, и Несса невольно поежилась под его неподвижным взглядом. Алерия же тем временем продолжала:
— Когда я сказала, что не хочу его в мужья, он не обратил на мои слова никакого внимания! Я со всей вежливостью высказала ему свое намерение, поблагодарила за честь, а он как будто не слышит — даже когда я закричала, что оказываюсь от помолвки с таким, как он! Объясни ему, что я не буду делать то, чего не хочу! — Она топнула ножкой.
Граф по-прежнему молчал. Алерия же разрыдалась и бросилась сестре на грудь.
Несса подумала о том, что страшнейший враг женской красоты — слезы — только добавил блеска такой лилии, как Алерия. Подумала — и тут же упрекнула себя за греховную мысль. Конечно, следовало отговорить сестру от бесполезного запирательства. Давно следовало внушить Алерии, что всегда найдется воля более сильная, чем женская, — воля Бога, короля или мужа. Увы, теперь поздно. Она так давно обрекла себя на то, чтобы облегчать путь Алерии, что теперь не могла отойти в сторону, хотя это означало столкновение с глыбой черного льда.