Когда пришли румыны, Петровский, поразмыслив мозгами, тоже решил не рисковать, да и какую он мог организовать подпольную работу? Он что, шпион? Тем более что румыны прямо объявили что им нужны разные знающие люди. В общем, через пять дней Петровский пошел и рассказал всё про себя, попросив румын найти ему приличную работу. Его пару дней подержали, проверили всё что надо и выпустили, дав таки приличную работу в администрации. Говорят, что за это он слил около 300 «коммунистов-подпольщиков», но в это верится с трудом (их просто столько не было). Но точно известно, что он слил второго секретаря Сухарева. Тот, оставшись без денег (они были у Петровского), но имея кучу паспортов на разные фамилии (на Лубянке такие шлепали в огромных количествах) устроился работать сторожем в магазин и однажды был опознан Петровским. Румыны его тут же расстреляли, так как он не подчинился приказу от 7 ноября 1941 года обязывающего всех коммунистов зарегистрироваться в специальных пунктах и признать что они заблуждались в своих убеждениях. Когда в конце 1943 года красный фронт подходил к Одессе, Петровский решил перейти на нелегальное положение, но был схвачен и для страховки отправлен в Бухарест. Там, в сентябре 1944 года его и встретила Красная армия и родное НКВД. Следствие, суд, расстрел. Такова краткая история «одесского подпольного обкома». Не смешно?
Было оставлено и подполье чекистское. Оно как бы по идее должно быть более организованным. В реальности опять получилось совсем не так.
В начале октября, когда Одессу было решено оставить, с Москвы «на укрепление» местных кадров прибыла московская бригада чекистов – 6 человек во главе с неким Молодцовым. В 1934 году он пришел в эту структуру рядовым и за 6 лет дослужился до майора. Это ж сколько нужно было народа перестрелять за это время чтобы так вырасти? Ну да ладно…
5 октября, в катакомбах села Нерубайского (именно туда водят туристов, хотя на настоящие катакомбы они уже давно не похожи) состоялось знакомство будущих подпольщиков – московских и одесских. Как обычно – водка, обильная закуска, разговоры о том о сем. В общем, московские начали качать права. Типа они тут главные, они старше по должности и званию, и им должны все подчиняться. А здесь народ горячий и таких разговоров не любит. Как говорят у нас: «в Париже вы известный гений, в Одессе – еле-еле поц». Тем более когда условия экстремальные. Завязалась грандиозная драка в которой одесские, используя численный перевес (13 против 6), зверски избили московских. Более того, командир одесских – Кузнецов – сказал, что не уступит командование своими людьми московским.
Возможно именно поэтому одесских и не подпускали, скажем, к минированию дома на Маразлиевской. Возможно именно одесские слили румынам что дом заминирован уже в первый день, но при этом не могли рассказать о системе минирования – они ее просто не знали. И немцы, и румыны, проявили удивительную беспечность и 22 октября «московский» Молодцов, ставший к тому времени «Бадаевым», послал сигнал в Крым. Оттуда через некоторое время вернулся сигнал приведший в действие радиофугас. Последствия этой бессмысленной акции хорошо известны.
Впрочем, московским долго поработать не удалось. Лидер одесских подпольщиков работавших «наверху» (т.е. в городе, а не в катакомбах) – партийный активист и провокатор НКВД Антон Федорович, предложил свои услуги Сигуранце. Первым делом он выманил наверх Молодцова. 25 февраля, на конспиративной квартире где жила семья его связного Яши Гордиенко главного одесского подпольщика арестовали. Как только стало известно об аресте Молодцова, оставшихся в катакомбах четверых московских разоружили одесские и закрыли в одну из пещер. Чуть позже все они были расстреляны по приказу руководителя командира «катакомбных» Кузнецова. Постепенно голод выгонял подпольщиков на поверхность, где они становились легкой добычей Сигуранцы, большей частью соглашаясь на нее работать.
Вот как описывает ситуацию не лето 1942 года исследователь Ю. Гаврюченков:
«…отряд чекистов на своих скудных запасах стойко и мужественно продолжал вести подпольную работу. По мере помрачения духа, партизаны придумывали себе развлечения. Почти все стали вести дневники, а некоторые предались совершенно запретным утехам. 28 августа 1942 года Кузнецов собственноручно расстрелял оперативника Молочного за кражу куска хлеба. 27 сентября еще двое, Польщиков и Ковальчук, были казнены за воровство продуктов и «половую распущенность». Вполне обоснованно опасаясь, что он может стать следующим, «москвич» Абрамов убил Кузнецова месяц спустя. В своей записной книжке, позднее найденной в катакомбах украинским НКВД, Абрамов писал: «Бывший начальник третьего особого отдела одесского управления НКВД лейтенант государственной безопасности В.А. Кузнецов был застрелен мною двумя пулями в висок в зале «Зеркальная фабрика» (название большой искусственной пещеры в каменоломнях) 21 октября 1942 г.»
Автор не пишет какую именно подпольную работу они все вели. По всей видимости, она была настолько секретна, что ее никто и не заметил. Современные историки объясняют все эти факты галлюцинациями. Может быть.
Но это Нерубайские катакомбы. Они – за городом. В городских же происходил вообще какой-то сюр:
«Еще хуже обстояли дела у отряда Солдатенко в составе 12 человек, в том числе двух женщин, скрывавшегося в небольшой системе катакомб под Молдаванкой. Оккупанты замуровали все входы в эти катакомбы, и всю зиму 1941-42 годов партизаны не подавали никаких признаков жизни. За это время были убиты и съедены партизан Бялик и его жена Евгения. Они не были членами Коммунистической партии, что и предопределило их незавидную участь». Вот так. Коммунистов есть нельзя, а если не в партии – будешь «пищевой цепочкой». Как говорится, «народ и партия – едины». В пищевой цепочке.
А в городе в это время была уже полностью налажена жизнь, открылись сотни ресторанов и кафе, буфетов и забегаловок. Некоторые из заведений открывали работавшие на Сигуранцу чекисты, используя для этого оставленные на «подпольную работу» деньги. Потом слали в Москву донесения, что открыт такой-то ресторан, который будет использоваться для организации конспиративных встреч. А как отчет о «проделанной работе» посылали сообщения типа «мной такого-то числа в ресторане таком-то, где часто обедают румынские офицеры, была завербована повариха такая-то, которая теперь регулярно подкладывает в блюда микродозы мышьяка». Или «мной был завербован автослесарь такой-то, который теперь подсыпает песок в карбюраторы румынских автомобилей». И все в таком же духе. Такой спам шел в Москву потоком. Именно поэтому несмотря на «грандиозную историю партизанского движения Одессы», только двум людям стоят даже не памятники, а так, памятные плиты. Молодцову и его связнику Гордиенко. И всё.
Осуждать подпольщиков нет никакого смысла. Если страна кинула город, то почему город не может кинуть страну? Каждый приспосабливался как мог, тем более никто не знал когда вернется красная армия и вернется ли вообще? Да и не все так сильно обожали советскую власть. Особенно загорелые ребята с пляжей и лиманов. А вдруг завтра мир с Гитлером и Антонеску подпишут, так что, вечно в этих норах сидеть? Тем более что наверху жизнь кипит и куда веселее чем при Советах. Еда, девки, пляжи, развлечения. Я имею определенный опыт пребывания в катакомбах и могу сказать, что там действительно едут мозги. И быстро.
В сентябре 1944 года все архивы Сигуранцы попали в лапы НКВД после чего вся «одесская» часть подпольщиков была расстреляна. Вот и нет памятников. А народ водят на экскурсии и рассказывают, рассказывают…
Сейчас в некоторых маргинальных тусовках есть такая «тема» – называть советско-германский конфликт 1941-45 гг. «Второй Гражданской войной». Наверное, это слишком громко, всё таки гражданская война предполагает наличие неких «мятежных территорий», но ведь если подумать – разве не было то, что происходило в том же «одесском подполье» гражданской войной. Откуда столько «предателей»? И почему по итогам «самым верным» оказался только НКВДист Молодцов, которого прислали сюда незадолго до сдачи города?