На фотографии, где он сидит в баре, когда струи дождя стекают по оконному стеклу, он выглядит человеком, который одинок, но уже перестал этому удивляться. Он совершенно не хочет знать, почему он в одиночестве сидит в этом баре, а также о том, куда он отправится в ближайшее время. Он, может быть, даже счастлив в этот момент, но понять это никому не дано. Он знает, что я не могу жить как другие и провожу вечера, запершись в своей комнате. Но он сказал, что мне следует быть благодарной за каждый час одиночества, ибо это несчастье оказывается для меня величайшим даром и одновременно счастьем.
Рядом со мной работает телевизор с выключенным звуком, — я все же не могу перестать смотреть, как живут другие. Как раз сейчас идет моя любимая передача. Девушка с подколотыми локонами и с микрофоном бегает по клубу и интервьюирует посетителей. Они собрались в огромном зале и танцуют. В центре зала — клетка, похожая на птичью, в которой парочка, обнявшись, танцует, срывая друг с друга одежду. Они точно в схватке бросаются на решетку, чтобы немедленно вслед за этим снова слиться друг с дружкой и облизать лицо. Это выглядит так, будто они зубами впиваются в плоть партнера и хотят один другого загрызть. Вокруг клетки рукоплещет и беснуется публика; при этом некоторые держатся за голову. Я полагаю, от удовольствия они рвут на себе волосы.
Однажды во время этой передачи я случайно увидела в толпе Сезен. Сезен всегда там, где скучились другие. Там, где свет и шум. Я тоже была бы там, если бы мне позволили. И я стояла бы вместе с Кристианом, где-нибудь с краю, и мы сообща наблюдали бы за остальными и вели б себя так, будто мы здесь совершенно одни. Сейчас я подсаживаюсь почти вплотную к экрану — может, мне удастся увидеть его где-нибудь среди сотен людей.
Во вторник они буквально столкнулись. В десять минут первого Айсе вышла из класса и помчалась вниз по лестнице, прижимая к груди папку с историями, когда на повороте со всего размаху ударилась головой о его плечо. Потеряв точку опоры, Кристиан, загребая руками воздух, отлетел вниз на пять ступенек. Сама она чуть было не упала на него, но в последнюю секунду ее руки успели ухватиться за перила, при этом она уронила папку, которая в полете раскрылась, и листы, планируя, опустились сверху на Кристиана, навзничь лежавшего на полу. «Царица ночи», — прочитал он, со стоном приподнявшись, взяв со своего лица лист и протягивая его Айсе, которая с покрасневшим от стыда лицом стояла рядом.
— С тобой всё в порядке? — спросила она и обеспокоенно посмотрела на него сверху.
— Думаю, да, — ответил он и осторожно встал на ноги, однако крестец у него так болел, что он стиснул зубы, чтобы не вскрикнуть. — Всё в порядке, — сказал он улыбаясь и пощупал рукой ребра, в то время как Айсе поспешно собирала листы и складывала их в папку. Внезапно она сконфуженно провела ладонью по лицу, чтобы убрать за ухо прядь волос, упавшую ей на лоб, при этом папка опять выскользнула у нее из рук. Не успела она нагнуться, как он уже поднял папку и протянул ей. Когда папка перекочевала к Айсе, она кивнула ему в знак благодарности. Затем быстро прижала папку к себе и с такой торопливостью прошмыгнула мимо него, сопровождаемая его улыбкой, вниз по лестнице, как будто за нею гнались.
— Где тебя носит? — нетерпеливо крикнул Зафир в открытое окно машины и завел двигатель. Айсе рванула дверцу и уселась рядом с ним.
— Ах, меня задержал Маттео, — бросила она как бы между прочим, — нам нужно было обсудить с ним одну работу.
Кристиан собирался вернуться в класс, потому что забыл там какую-то мелочь, когда увидел на самой нижней ступеньке листок бумаги. Второпях Айсе не заметила его. Он поднял лист, выскочил из школы и побежал через двор за ней.
— Стой! — крикнул он. — Погоди!
Но она его уже не слышала. Стоя с листом в руке на тротуаре, он увидел только задние огни удалявшейся машины Зафира, свернувшей за угол.
Кристиан оставил лист у себя. На нем крупным, округлым почерком было написано:
Он перечитал это в вагоне метро и потом еще раз у себя в комнате, лежа на кровати. Это звучало как-то загадочно, и он с удовольствием бы узнал, что же еще находилось в той папке.
В конце концов он уселся за стол и переписал текст, затем бережно сложил оригинал и вложил в конверт. Волнующе было держать в руках что-то, принадлежавшее ей, отсутствие чего она, возможно, сейчас уже обнаружила, и только он мог вернуть ей это.