Свою профессию Юля выбрала сама, поступила и училась на отлично без всякой помощи. Молодец, самостоятельная...
Было решено, что после свадьбы молодые будут жить с Ванечкиными родителями, на легендарном втором этаже.
- Гриш... Я помню, что я обещала... Но не могу я сейчас к родителям своим уйти... Ну как это будет выглядеть на старости лет? Да и как я Ванечку с Юлей оставлю? Им же помощь нужна... И...вот еще что, Гриш... Давай не будем пока по разным комнатам расходиться... Зачем лишний повод для сплетен?...
Промолчал муж. Лишь глазами сказал все, что о ней думает.
- Юлечка! Юля! - елейным голоском звала новоиспеченнную невестку, - Это ты Ванечкины рубашечки в тазике замочила?
- Да, пусть отмокают.
- Пусть, - согласилась Антонина, - А пока отмокают, давай я тебя научу, что нужно делать. Вот, берешь кусочек хозяйственного мыла и мылишь манжеты, воротнички, а потом...
- Вот что, Антонина Павловна, - от твердого тона Юли она вздрогула, - Давайте я Ванины вещи сама постираю. А вы отдыхайте. Вы устали.
И заняла все пространство небольшой ванной комнаты.
- Турнула, турнула... - жаловалась Грише, единственному, как оказалось, ее слушателю, - Ты представляешь, она меня турнула!.. Как посмела,стерва?!..
- А ты думала, она тебя с открытым ртом слушать будет? Она взрослая баба.
- Но я же старше!..
Он лишь ухмыльнулся в ответ.
Ничего не боялась Юля. Шла напролом. Спокойно и уверенно, без всякого крика делала все, что считала нужным.
- Антонина Павловна, а зачем вы варите суп? Я уже сварила.
- Так нет больше твоего супа, - злорадно ухмыляясь, ответила она.
- Как нет? Там целая кастрюля была.
- А я его вылила! Мой сын не будет есть такие помои.
Покорно кивнув и мило улыбнувшись, Юля подошла к своему супругу.
- Вань, - тихо сказала она, - Я боюсь, нам придется отсюда сьехать.
Вот нахалка! "Нам"! Она уже все решает за них двоих. Ну, сейчас Ванечка ей покажет. Сейчас она сама и сьедет отсюда к чертовой матери.
На следующий день их не было обоих.
- Да как вы живете все с ее родителями в двухкомнатной квартире?!! - орала сыну в телефонную трубку, - Там же места вообще нет!!!
- Главное, мам, что тебя там нет, - спокойно отвечал Ваня.
Так началась ее полуодинокая жизнь...
Внука она впервые увидела аж через месяц после его рождения. Он появился на свет прямо перед Новым годом – двадцать девятого декабря тысяча девятсот восемдесят третьего.
Долго держала на руках, боясь дышать, чтоб он не заплакал.
- Как назвали? - спросила шепотом.
- Максим, - ответила Юля.
- Максим Иванович... - довольно улыбнулась.
... Проснувшись, поняла, что ей совсем плохо. Дико болела голова. Стены плыли перед глазами. На миг показалось, что и кровать ее поплыла вместе с ними. Мир вокруг кружился в странном танце, и чем большей интенсивности набирала кутерьма вокруг нее, тем слабее она себя чувствовала. Попытавшись по возможности расслабиться, она не придумала ничего лучше, чем просто переждать эту непонятную напасть.
Господи, ну и боль... Да никогда в жизни голова не болела так сильно...
Папа... У ее папы были абсолютно те же симптомы, до того как он...
Кажется, она снова заснула.
... Долгие, бесполезные годы... Абсолютно пустые и бесплодные... Те самые, когда ты ничего не ждешь, потому что знаешь, что больше в твоей жизни ничего не произойдет...
А происходило ли хоть что-либо стоющее? А было ли хоть что-то еще, кроме ежеминутного ожидания, что вот-вот, еще чуть-чуть – и наступит дивный мир, и жизнь, подобно сосуду, в который наливают живительную влагу, внезапно наполнится смыслом?
Оставшись одной у железнодорожной колеи судьбы, она вдруг поняла, что поезд, едущий по маршруту "В счастье", так и не придет... И тоска пробирала от того, что в конце пути ей будет абсолютно нечего вспомнить, кроме вечного венского вальса, безлюдной сцены и луны, светящей в окошко легендарного актового зала.
Антонина перестала спать. Сидя ночами напролет на своей кровати, она слышала, как за стенкой ходит туда-сюда Гриша. Он тоже слышал, что она не спит, но с тех пор, как Ванечка ушел и они переселились в разные комнаты, между ними действовал негласный пакт о ненарушении личного пространства друг друга.
Второй этаж пустовал. Его берегли для внуков. Раз в два месяца они там, все таки, бегали, как Гриша и хотел.
Ему уже исполнилось шестдесят лет, и он вышел на пенсию. Целыми днями слонялся по огромной квартире, не зная, чем себя занять, чем ужасно раздражал Антонину. Хоть бы на ночь успокаивался...