В следующем году ее тоже ждал уход на законный отдых. Старость и одиночество, невыносимое одиночество, шли рука об руку.
- Мам, ты не могла бы малых сегодня забрать: одну из садика, вторую из школы? - звонила Маша, и она мчалась по первому зову, радуясь, что в кое веке ее попросили о помощи.
- Антонина Павловна, вы не могли бы сегодня с Максимкой посидеть? Недолго, часа два, - звонила Юля, и снова она мчалась, забыв все обиды на негодницу, которая так и не начала называть ее мамой.
Смысл жизни сузился до этих детей, которые, по большому счету, ей даже не пренадлежали...
И вот, начало девяностых. Время всеобщего крушения. Наблюдая, как везде сносят старые памятники, Антонина чувствовала странную смесь надежды и страха одновременно.
Завод, на котором ее муж проработал верой и правдой больше сорока лет, закрылся. Совсем сдал Гришка, еще больше постарел, на тень стал похож. Хоть он там и не работал уже, но все равно, казалось, будто самую важную опору в жизни потерял. Антонина лишь головой качала. Конечно, это потеря для него, ведь все его существование и крутилось только вокруг этого завода, теперь зияющего своей пустотой. Тяжело ему теперь... Наверное, впервые за все годы супружеской жизни она почувствовала понимание к этому человеку, лишь по документам считающегося ее мужем...
Саму ее тоже отправили на пенсию. А на месте книжного магазина открылось кафе.
Проводили целые дни каждый в своей комнате, чтоб лишний раз не показываться друг другу на глаза.
А в начале девяносто первого Ванечка с Юлей собрались ехать в Россию. Узнав об этом, Антонина чуть дара речи не лишилась. Хотела отговорить, да где ж против Юли попрешь? И Ванечка загорелся. Его даже не смущало, что работать он там будет на стройке, да и жена его будет заниматься тем же.
Но потом – как луч солнца. Максимку-то они оставят ей! И будет это семилетнее чудо жить с ней все время, пока родителей не будет.
Радость поселилась в доме Антонины вместе с приходом внука. Ни на шаг от себя не отпускала, каждый миг была возле него. Благо, денег, что Ванечка с Юлей высылали, хватало, чтоб покупать тот минимум вещей, который нужен был Максиму, да и пенсию, хоть и микроскопическую, никто не отменял.
Антонина сама решала, в какую школу его отдать. Сама водила его туда каждый день. Сама забирала после уроков, стабильно приходя за полчаса до назначенного времени, ведь не могла, не могла теперь без своего Максимки. Еле-еле проживала те пару часов, пока он был в школе.
Начали болеть ноги и зрение упало. Все труднее и труднее ставало бегать туда-сюда. Но знала твердо: ради любимого ребенка она не то, что достанет с неба луну, она отнимет ее у того, кто осмелился сделать это раньше, чем она.
С внучками не так... Шибко они резвые растут, на мать свою похожи. С ума сошла Машка – старшую Дашу на современные танцы отдала. Видала Антонина один раз их выступление, чуть глаза на лоб не полезли. Юбки еле задницы прикрывают, майки такие, что пол живота видно. А движения... А девочке ведь только четырнадцать лет...
А младшая, Сашка, с мальчишками в футбол играет, скоро все окна своим мячем поразносит.
Шельмы... Одно слово – шельмы. Что одна, что вторая. Совсем не хотят радовать бабушку.
А Машке что? У нее нет времени, она, видите ли, завуч школы. Ей еще раньше предлагали, да она отказалась, ведь для этого в партию вступить нужно было. А теперь, ты ж смотри, второй человек после директора. За детьми бы так смотрела, как работала.
И да, еще у Машки новый муж появился. Бывшего бросила, забрав у него детей, после того, как он один раз в жизни поднял на нее руку. Все детали история умалчивает, но, кажется, все случилось потому что он ее сильно приревновал к кому-то. В тот же день ушла от него. Сказала, было раз, будет и второй, и третий, и десятый.
Ишь, королевишна! Подумаешь, руку поднял. Ведь не пьет же, как Гришка пил. Это что ж получается, и Антонине нужно было уйти от него еще в первый год супружеской жизни, и не ждать целых сорок и один?
Так что живет теперь ее дочурка и внучки в другом доме, с другим человеком, еще и с его ребенком от первого брака. И снова радуются, и снова все у них хорошо. Господи, да они проблемы решают, будто семечки щелкают!
- Я, мам, знаешь, что поняла? - спросила Маша однажды, держа хромающую Антонину под руку и ведя ее по весеннему парку, - Я поняла, что счастливой меня никто никогда не сделает, пока сама я счастливой не стану.
Покосилась на дочь удивленно из-под очков.
- Ты, Маша, вроде умный человек, книги читаешь, в школе работаешь, - пожала плечами, - Но такие глупости говоришь иногда, что просто диву даешься...