За завтраком Джордж, как всегда, читал газету. Он даже глаз не поднял. Он никогда их не поднимал.
Я его ненавижу, вертелось у Амелин в голове. Превращение эмоций в самые обыденные слова несколько ее удивило. Она повторяла их про себя раз за разом. Я его ненавижу. Прямо как песня. Я ненавижу его за эти тосты, за его лысину, за то, что он волочится в офисе за бабами - девицы едва закончили школу, а уже подсмеиваются над ним за его спиной. Я ненавижу его за то, что он меня не замечает, за то, как он пропускает мимо ушей мои слова, за то, как он смотрит сквозь меня, за то, как он переспрашивает: «Что, дорогая?», стоит задать ему самый простейший вопрос, - так, словно он уже давным-давно забыл мое имя. Да он и вовсе забыл, что у меня есть имя!
- Болтунью или вкрутую? - сказала она вслух.
- Что, дорогая?
Джордж Ирншоу испытывал к своей жене самые нежные чувства, и ее ненависть повергла бы его в изумление. Он воспринимал ее так же и с теми же эмоциями, как любую вещь, которая на протяжении последних десяти лет находилась в этом доме и все время служила исправно. Например, телевизор. Или газонокосилка. Ему казалось, что это и есть любовь.
- Знаешь, нам все-таки следует пойти на один из этих митингов, - он ткнул в газетную статью, - показать, что и у нас есть принципы, да, дорогая?
Тостер с треском объявил о том, что справился с работой. Наружу выскочил только один ломоть хлеба. Амелия взяла нож и подцепила им второй, застрявший. Этот тостер был свадебным подарком ее дядюшки Джона. Кажется, вскоре придется покупать новый или обжаривать хлеб на гриле, как делала ее мать.
- Джордж, ты хочешь, чтоб я приготовила тебе болтунью или сварила яйца вкрутую? - Она спросила тихо, совсем тихо, но в ее голосе были нотки, которые заставили его поднять взгляд.
- Как скажешь, дорогая. - Ответ был сама любезность.
Спустя два часа Джордж все еще рассказывал своим сотрудникам, что не может взять в толк, отчего Амелия, просто стоявшая перед ним с ножом и ломтем тоста в руках, вдруг ни с того ни с сего принялась плакать.
IX
Перо ползло по бумаге - скрип, скрип, - юноша был с головой погружен в свое дело. На его лице появилось странное удовольствие, где-то между линиями губ и глаз то и дело пробегала улыбка. Он был в восхищении. Что-то шуршало и металось по деревянным панелям, но едва ли молодого человека это занимало. Наверху выла, ревела и бряцала своими цепями тетушка Агата. Безумный смех, доносившийся из разрушенного аббатства, сотрясал воздух до основания, так, словно темнота решила надорвать себе живот в приступе маниакального веселья. Где-то там, в сумрачном лесу на задворках большого дома бесформенные тела шаркали и неуклюже тащились за убегающими в страхе юными особами, головы которых были увенчаны черными как вороново крыло локонами.
- Клянись! - прошептал в кладовой дворецкий Тумбс. - Клянись мне, Этель, - прошептал он храброй девушке, которая пыталась изобразить из себя горничную, - ты и словом никогда не обмолвишься о том, что я тебе расскажу, ни одному существу на свете!
Мелькали заглядывавшие в окна лица, появлялись написанные кровью слова. Где-то в глубинах подземелья одинокий упырь грыз что-то, некогда вполне живое. Рогатая молния вдруг проткнула непроглядную тьму. По земле ходили безликие. Короче, с миром все было в полнейшем порядке.
[1] Джек О' Л энтерин- главный атрибут Хэллоуина - пустотелая тыква со свечой внутри и вырезанной жутковатой рожицей. - Прим. ред.
[2] См. стихотворение Э. По «Ворон». - Прим. ред.
[3] Никогда! (англ.) - цитата из стихотворения Э. По «Ворон». - Прим. ред.