Я снова изучаю его лицо. Его маленькие глаза. Тонкие губы. Он слишком рад нашей встрече, слишком доволен и уверен. Мне это не нравится. В нем есть что-то неискреннее, какой-то ореол тайны.
– Да, много времени прошло. Думал обо мне? – спрашивает он, а потом смеется. – Извини. Я хотел сказать, что прошлый визит был очень важным, да и новости серьезные. Иногда даже хорошие новости могут сильно нагрузить. Сбить с толку. Надеюсь, у вас все стабильно.
Нет, думаю я, ни разу не стабильно, в последнее-то время.
Но говорю: у нас есть работа, обязанности. Жить надо. Мы не можем просто сидеть и беспокоиться о будущем, которое может никогда не наступить.
– Понимаю. Это хорошо. Правильный подход. То есть в последнее время у вас все нормально? Никаких тревог? Ничего необычного? Никаких ссор или проблем?
Грета! Кричу я через плечо.
Я думаю, ей стоит это послушать.
Грета! Повторяю я громче.
Она не отзывается. Может, она уже знает. Может, не хочет спускаться и видеть этого человека. Может, она там, наверху, слушает нас и с ужасом ждет, когда ей все-таки придется встретиться с ним лицом к лицу. Я слышу ее легкие шаги над головой.
– Что? – отвечает она с верхней ступеньки.
Иди сюда, говорю я.
Она медленно спускается по лестнице. Как только она доходит до последней ступени и видит Терренса, он приветственно кивает.
– Рад снова видеть тебя, Генриетта.
– Здравствуй, Терренс, – отвечает она.
Ее голос звучит устало.
– Я только что спрашивал Джуниора, как вы поживаете. Похоже, у вас все… хорошо.
Она подходит ко мне, обвивает меня руками. Она редко так делает, редко инициирует физический контакт. Я так удивлен, что чуть не вздрагиваю.
– Да, у нас все хорошо.
– Присядем? – предлагает он. – У меня для вас новости.
В этот раз он уже знает, куда идти. Явно помнит. За Терренсом мы проходим в гостиную. Рассаживаемся так же, как и в первый его визит: Терренс на диване, а мы с Гретой рядом, в креслах напротив. Прошли годы, но разве что-то изменилось в нашем доме? Почти ничего. Все по-прежнему.
– Какое облегчение, – говорит он. – Я рад, так сильно рад, что вы оба…
Новости, прерываю его я. Что там за новости? Вы ведь приехали что-то нам сообщить.
Грета спокойна. Она не реагирует на мои слова. Даже не поднимает головы.
Терренс улыбается.
– Конечно. – Он делает паузу, выпрямляется. – Джуниор попал в финальный список.
Он ждет, пока до нас дойдет смысл слов. Старается выглядеть непринужденно, но я уверен, все эти драматичные паузы – часть протокола, инструкций. Он выжидающе смотрит на меня. Затем на Грету, но уже другим взглядом, который у меня не получается истолковать.
– Я в восторге, – говорит он. – Невероятно взволнован. Теперь вы на шаг ближе к полету в космос!
Мы с Гретой переглядываемся. Она поднимает руки и проводит по волосам. Она выглядит не испуганной, а выжатой.
– Значит, теперь он точно полетит? – спрашивает она.
– Нет, не обязательно, – говорит Терренс. – Но он в финальном списке, так что шансов гораздо больше.
Грета кладет свою руку на мою. Что, опять же, необычно. Наверное, ей нужна поддержка.
– Что по срокам? – спрашивает она.
– Не будем забегать вперед, – отвечает Терренс. – Не могу гарантировать ничего определенного, но то, что раньше казалось неисполнимой мечтой, теперь уже почти реально.
Интересно, о чьей мечте идет речь.
Но ведь для нас ничего не меняется, разве нет? Спрашиваю я. Мы, как и раньше, в подвешенном состоянии.
– Да. Знаю, это неприятно. Понимаю. Будущее еще не ясно, но думаю, что попадание в финальный список меняет дело, – говорит он. – Мы движемся в правильном направлении. Мне жаль тех, кто не смог пройти. С этого момента мы втроем сосредоточимся на фактах. На том, что реально, а не на гипотетических возможностях. Это серьезное достижение. Нам нужно многое обсудить. В этот раз я задержусь подольше, чем в прошлый. Вопросы, естественно, приветствуются. У вас будет время их задать.
Я опускаю голову. Потираю веки. Чувствую, как Грета сжимает мое бедро.
– Да вы что? Радоваться надо! – восклицает Терренс. – У нас есть распоряжение, план для работы с теми, кто попал в финальный список. Уверяю вас, мы не выдумываем все на ходу.
Как можно не думать о гипотетических возможностях? Зачем тогда нам вообще что-то говорить? Спрашиваю я. Если вероятность того, что все получится, такая низкая? В чем смысл, если мы ничего не знаем наверняка?
Он поднимает руки, словно защищается, и кивает.
– Я все понимаю. Правда понимаю. Я знаю, что все это время с моего последнего визита, вы, должно быть, чувствовали себя… странно.