– Ничего себе маленько… Ладно, не будем зря время терять. Не придет ваш покупатель.
– Чего вы сердитесь? – обиженно спросил он.
Святая простота. Та самая, что хуже воровства. Черт с тобой, еще пять минут. Что ты с ними поделаешь!..
Зря, зря пройдут эти пять минут, думал я, медленно шагая вдоль дома. Нет, ну правда. Квартира почти продана… почти… То-то и оно, что “почти”! Если б не это “почти”, я бы не топтался здесь за бесплатно, дожидаясь не то морковина заговенья, не то когда рак на горе свистнет, а был бы занят основательным и солидным делом: сидел бы в мягком кресле, толковал с Константином о подробностях будущей сделки, прихлебывал свежий кофе из фарфоровой чашечки, вдумчиво читал соглашение о задатке, решительно корректируя и улучшая те пункты, что призваны гарантировать как безопасность моих клиентов, так и мою собственную безопасность… а затем с достоинством получил бы на глазах у вожделеющей Елены Наумовны и сам задаток – двадцать… нет, тридцать новехоньких стодолларовых бумажек!.. Посчитал бы их… помусолил бы каждую чуткими пальцами… потом сунул бы обратно в конверт, а конверт – в карман. А почему? А потому, что задаток в первую очередь идет на оплату услуг риэлтора. Вот так… Лучше всего было бы сделать это еще вчера. Как грели бы сейчас карман эти двадцать… нет, тридцать бумажек! Но еще теплее было бы в душе: все, господа, черта подведена! дело к сделке, господа!..
Я вздохнул и посмотрел в сторону арки – там Гена беспрестанно вертел головой и приподнимался на цыпочки. Навязался на мою голову… Еще, не приведи господь, и вправду – ведь чего только в жизни не бывает! – придется иметь с ним дело… не обрадуешься. А вот с Константином все прошло бы как по маслу…
Ах, если бы бессмысленный Николай Васильевич сказал вчера твердое “да”: все, мол, Константин, Костечка ты мой любезный, согласен я на эту поганую квартирку, девятую, не то десятую по счету! и родные мои согласны! и сын мой Женюрка согласен! и нет больше духу мотаться по матушке Москве из конца в конец! и совсем уж разошелся я умом, силясь понять, что лучше, что хуже!.. черт с тобой, заломал ты меня, как зеленый куст!.. так что отдавай уж задаток – кровные свои денежки – в чужие руки и не сомневайся: не пойду я, Костюша, на попятный!.. Ах, если бы он вчера!..
– Идет, идет! – закричал Гена. – Приехал!
По тротуару к нам торопливо шагал человек в шляпе, в сером кургузом пальто, с большим мятым портфелем в правой руке… с красным платком в левой…
– Батюшки! – сказал я. – Николай Васильевич!
– Опоздал, опоздал, – одышливо повторял он; поставил портфель между ног, снял шляпу и стал утирать пот. – Жарко, жарко… опоздал, опоздал… извините…
Вот тебе раз.
– А где же Константин? – не выказывая ехидства, спросил я.
– Что Константин… что Константин! – отвечал Николай
Васильевич, нервно комкая красный платок. – Что Константин?
Видите, какое дело: не может мне Константин хорошую квартиру найти! Ездим, ездим – а все не то!.. Все не то! Не может
Константин! Ему б только денег сорвать, вот ведь какое дело! А куда меня сунуть – до этого ему дела нет! Хоть в трущобу! Ему что!.. Гена вот… Гена мне хорошую квартиру нашел… Ну, думаю, напоследок-то взглянуть… А то ведь поздно, поздно будет! Жмет меня Константин, ой жмет! Давит – сил нет!
– Ага, – кивнул я, – понимаю.
Николай Васильевич нахмурился и недоуменно посмотрел на Гену.
Судя по всему, Гена пребывал в легком помертвении. На лице у него было отчетливо написано, что он, Гена, понимает: денежки уплывают из рук, потому что клиент, как только что обнаружилось, связан с продавцами напрямую; но он, Гена, за них, за денежки-то, еще побьется, чего бы ему это ни стоило.
Николай Васильевич перевел взгляд на меня и так же недоуменно спросил:
– Сережа! А вы-то здесь зачем?
Я хмыкнул.
– Приехал квартиру Гениному клиенту показывать. Вам то есть.
– Мне, – растерянно повторил Николай Васильевич. – Так что же, значит… Это какой же этаж?
– Шестой, как и раньше.
– Ты ж говорил – на десятом! – взревел профессор.
– Я перепутал, – сказал Гена. – Но это не важно…
– Да как не важно! – Николай Васильевич воздел руки к небесам. -
Как не важно! Ты что?! Я же эту квартиру видел! Знаю я ее как облупленную, эту квартиру! – Он отчаянно нахлобучил шляпу и потряс перед лицом Гены сжатыми кулаками: – Это же Константина,
Константина квартира! Это же вот его квартира, Сережина! Я в нее тыщу раз ездил! Ты чего?!
“Та-та-та-та-та, лик ужасен”, – мелькнуло в голове.
Гена, однако, умел держать удар. Только губы немного подрагивали да глаза часто перескакивали с меня на Николая Васильевича и обратно: щелк-щелк, щелк-щелк.
– Ничего! – бодро отвечал он. – Ничего! Ну и что, что видели?
Лишний раз не помешает. Бывает, раз не увидишь, два не увидишь, на третий такое увидишь! Чего там? За погляд денег не берут.
– Да не пойду я никуда, господи! – плачуще крикнул Николай
Васильевич. – Не пойду!
– Как это! – Гена схватил его за рукав. – Вы что?! Непременно надо, непременно! А перекрытия посмотреть?! А планировку?!
– Да видел я, видел я перекрытия! И планировку видел, – жалобно лепетал Николай Васильевич, упираясь. – Я-то думал: другая квартира! Ты же сказал: десятый… вот я и думал… Да подожди же, Гена, подожди!
– Планировка! – волновался Гена. – Перекрытия!
– Не тяни ты меня, Гена, не тяни!.. Видел я, видел сто раз… и жену возил, и сына…
– Ну ладно, – сказал я. – Разобрались? Пойдемте, Николай
Васильевич, я вас к метро подброшу.
– Да, да… К метро… конечно… Вот как вышло-то, а! Ну хорошо, Гена… до свидания. Видишь как. Это же не десятый… это шестой… а на шестом я был. Что ж… – Он обреченно поднял портфель. – Если бы десятый – другое дело… извини… конечно, планировка, перекрытия… я понимаю. А шестой – ну куда! Все, все… До свидания, Гена, до свидания! Извини, дорогой. Ошибка вышла. Ведь шестой?
Николай Васильевич беспомощно оглянулся.
– Шестой, – подтвердил я, легонько подталкивая его к машине.
– Я-то про десятый думал, – все еще толковал он, безжалостно комкая платок. – Понимаешь, Гена? Про десятый. Если бы десятый – так оно, конечно… а то ведь шестой!
Гена постоял еще минуту, как будто надеясь, что сейчас мы повернем назад, потом ссутулился и побрел к трамваю.
– Полтора месяца! Полтора! – повторял Николай Васильевич, обняв портфель. Мы сидели в машине. – Я к ноябрьским хотел переехать!
А теперь и к Новому году не получится… И ведь что за квартирка? Там комнатки-то какие?! Вот вы бы в мою квартиру заглянули, вы бы сами сказали! У меня ведь комнаты – ого! А тут?
Тут комнатенки, комнатешки какие-то, а не комнаты… конурки…
Я тупо смотрел перед собой и отчетливо чувствовал, что у меня ссыхаются мозги.
– И что Гена? Что Гена? Что вы про него так? Гена как Гена. Не хуже других… Почему я с одним Константином должен?! Если он не может мне хорошую квартиру?! Если мы ездим-ездим, а толку – кот нагадил!.. Что Гена? Парень-то он вроде неплохой… Разгильдяй, разгильдяй!.. Я ведь как думал? Думал, этаж-то десятый! Если б десятый, так там, глядишь, и комнаты побольше. А тут – опять комнатульки… комнатешки… конурки эти… что делать, что делать!..
Николай Васильевич приложил ладони к глазам и сидел так с минуту.
– Да что уж… Да, да… наверное… что уж… Комнатки куцые, куцые комнатки, вот беда-то! Ведь у меня-то комнаты – у-у-у, хоть на велосипеде… Я ведь говорил ему, говорил: только чтобы комнатки побольше… ведь у меня-то вон какие… А он все талдычит про вторую квартиру-то эту, для Верки-то… Если Верке отдельную, так нас в конуру запихать надо? Ладно, пусть… ладно… Я уж и сам согласился… и жена тоже… и Женюрку уломали… ой, уломали – со скандалом… мать плачет, он орет… господи, господи!.. Сколько крови он мне, мерзавец, попортил! – вдруг на тебе: согласился. Черт с вами, говорит, вместе так вместе. Не хотите мне отдельно – и ладно, я себе сам скоро квартиру куплю… А? Каков? Купит он! На что купит? Семь классов едва кончил, отсидел четыре года… ларек ограбили, дурачье. На что купишь-то, оглоед? – усмехается… Ладно квартиру, ты на хлеб бы себе заработал! – лыбится, и все тут…