– Черт его не знает, лысого твоего…
– Вот!.. прибежал – не заводится! А я и отойти не могу от гаража-то. Потом Степаныч свою лайбу прикатил… рихтовали, красили… Да еще краскопульт у меня дурит – фыр, фыр! – а толку чуть. Ковырялись целый день… ну я ж не железный. Нет, Серега, даже и не думай… Потом этот козел, как его… ну, бекает-то все – бе! бе!.. “Волга”-то у него… не знаешь, что ли? Тоже досада. Ну длинный такой… как его, черта!.. Мы с ним договорились за девятьсот – у него дверь и крыло. Прождал его целый день – нету. А я ведь рассчитывал! Зачем он договаривался?
Что за люди! Завтра припрется – а завтра я уже не могу с ним вошкаться, мне завтра Семенычеву козочку до ума доводить… Вот и считай – девятисот как не бывало! Ну не козел?.. А тут ты еще с Асечкой в девятом часу – давай шаровые менять! А где ты раньше-то был? Раньше бы приехал – другое дело. А теперь – куда?
На ночь глядя… Я вот только сел, можно сказать… нет, Серега, не получится. Извини. Приехал бы с утра, честь по чести, не торопясь, и…
Я тупо слушал его и думал, что до советов Михалыч все-таки не опускается. Только рассказывает о сложностях жизни. Это благо.
Шура Кастаки, тот бы уже посоветовал: “Почему это, Серега, у твоей Асечки все всегда не слава богу? То одно, то другое. Опять трамблер?! Ну, это уж точно дело нечисто! Ты бы к церкви подъехал. Обедню простоит – как рукой снимет!..”
Я и сам бы мог много чего всем кругом порассказать. Например, как провел день. И сколько потерял. И почему. Две штуки зеленых
– это минимум. Мало?.. Мог бы, если кому охота послушать, осветить ход наших бесед с Константином – все-таки полтора часа переливали из пустого в порожнее. А также вспомнить Николая
Васильевича, старого пенька… Описать ситуацию на Казанском вокзале. До кучи – обстановку в будяевском РЭУ, где я упрямо потел в плотной очереди умалишенных с половины третьего до пяти.
Это чтобы получить три плевые бумажки… Я бы рассказал. За мной бы не заржавело!..
Но зачем? Есть такая поговорка: у кого суп жидкий, а у кого жемчуг мелкий. Я давно понял ее. Она вовсе не про то, что один богат, а другой беден. Нет, совсем нет. Она о том, что все мы одинаково несчастны – хоть и по разным причинам. Причины разные
– а несчастье такое же. Все несчастны. Кто из-за супа, кто из-за девятисот, кто из-за двух штук зелеными… Честное слово, я очень хорошо могу вообразить несчастье человека, у которого весь жемчуг мелкий. Нет, ну в самом деле: у всех кругом, куда ни плюнь, крупный. А у него посмотришь – плакать хочется, какой мелкий!..
– Михалыч, – вздохнул я. – Я тебе уже говорил. Ты просто не помнишь. Повторяю: всем нам хватает мужества переживать чужие несчастья. Так что ты меня не лечи. Я сам кого хочешь вылечу.
Он хмыкнул. Поднялся, подошел к плитке, где уже в полную силу валил пар из чайника.
– Чай-то будешь?
Громыхнул, матюкнулся, схватил какую-то замасленную тряпку. Не иначе, ею кардан протирали. Бормоча, налил кипяток в заварочный.
Той же тряпкой и накрыл, чистюля. Брякнул чайник назад на плитку. Дернул шнур. Дно чайника только что было розовым. Теперь стало медленно пригасать.
– Михалыч, – сказал я, – ты прости меня, дурака. Понимаешь, мне завтра в Ковалец ехать. Туда двести верст. Да обратно двести. И я либо туда не доеду, либо обратно. А не ехать не могу. И про шаровые я тебе еще недели три назад говорил. Ведь говорил?
Стучали уже шаровые… Ты все – завтра, завтра… вот и дозавтракались. Теперь я поеду – у меня колесо на яме завалится.
И буду куковать посреди дороги. Ну не знаю… давай по двойному тарифу. А?
От ворот требовательно засигналили.
Михалыч опять матюкнулся и с досадой щелкнул рубильником. В окошко сторожки было видно, как медленно разъезжаются створки.
Разъехались. Какая-то большая черная машина плавно и медленно скатилась по аппарели, осторожно пробралась внутрь, стараясь не задеть акульими боками раскрытых ворот подземного бокса.
– По двойному, – буркнул Михалыч и щелкнул рубильником в другую сторону. – По десятерному… Делать тебе нечего – в Ковалец!
Сидел бы себе дома. Пива купи – и сиди. Как хорошо!
– Ага. Самые дешевые советы знаешь какие?
– Ну?
– Которые ничего не стоят.
– А чего бы ты хотел, Серега, – вздохнул он. – Страна Советов все-таки.
– Была когда-то, – сказал я. – Так что, загоняю?
11
Телефон и будильник взорвались одновременно. Чувствуя, как в затылке рушатся какие-то многоэтажные пространства, я выпростал из-под одеяла ватную руку, хлопнул по кнопке, обнаружил, что звон не прекращается, испытал отчетливый ужас и сел на постели, тряся головой.
Трубка едва не вывалилась из непослушных пальцев.
– Алло, – хрипло сказал я. – Слушаю. Кого?
– Доброе утро, – торопливо проговорил женский голос. – Я не рано? Я согласна.
Спросонья мне помстилось, что это голос Елены Наумовны.
Замутненный мозг успел нарисовать несколько лучезарных картин альтернативной жизни: катастрофы не произошло… Николай
Васильевич дал задаток… Елена Наумовна согласна… все честь по чести… скоро будет сделка… я получу комиссионные.
– Вы слышите?
Нет, нет, это был совершенно другой голос. Я поднес ладонь ко лбу – и все встало на свои места. Принять нас для получения задатка Елена Наумовна отказалась, сделки не будет, все пошло прахом. Мне она рассказала какую-то басню про родственника из
Германии. Хохоча и курлыча, то и дело повторяя: “Нет, ну вы представьте! Вчера прямо с поезда – и покупает!” – и, похоже, предлагая разделить с ней ее долгожданную радость. Я кратко объяснил Константину, что меня кинули, как лопату говна на огуречную грядку, – подвернулся ей, должно быть, прямой покупатель, и она решила сэкономить на моих услугах… а вот если б они с Николаем Васильевичем не телились столько времени, тогда… но что об этом попусту говорить? Константин сначала вломился в амбицию. Потом впал в законный транс. Николай
Васильевич между тем… впрочем, что мне до Николая Васильевича?
Век бы его не видеть. Жалко, что вместе с Николаем Васильевичем я не увижу и комиссионных.
Выплыл квадрат окна, за которым брезжил серый свет.
– Слышу, – ответил я, силясь разобрать, который час. – Вам кого?
– Нина Михайловна это. Вы квартиру мою смотрели на Технической.
Я согласна. Сергей! Вы сегодня сможете подъехать?
Четверть восьмого.
– Куда подъехать?
– Сюда, к нам…
– Зачем?
– С сыном поговорите, – плаксиво сообщила она. – Ведь сын у нас всем заправляет. Я-то что понимаю? Он меня отругал: зачем, говорит, его не послушала… вас то есть… звони, говорит, договаривайся. Сыну деньги срочно нужны. У нас тут такая история, что ужас один…
– Сегодня не получится, – перебил я. – Скажите телефон, я перезвоню.
– Нет, нет! – неожиданно звонко заголосила Нина Михайловна. -
Сегодня! Сегодня! Сергей, вы слышите? Сын ни в чем не виноват, а они говорят, что виноват. И деньги нужны срочно, потому что…
– Как хотите, – сказал я. – До свидания.
– Да как же?! Подождите! Сережа, подождите, бога ради! Я вам сама вечером позвоню. Можно?
– Можно. До свидания.
Натягивая штаны, я проговаривал про себя несколько похожих фраз.
Приспичило ей. Вынь да положь. Вот сейчас все брошу и полечу ее поганой квартиркой заниматься. Посмотрел в зеркало, погладил щеку, поморщился. (Нет, ну какая же сволочь эта Елена
Наумовна!..) Поплескал в физиономию горячей водой, вдумчиво намазался пеной. Ишь полыхнуло. Подавай немедленно – и все тут.
А я, между прочим, со вторника ехать собираюсь. А все никак…
Вытряс в ладонь озерцо одеколона, растер. Среда, четверг, пятница. Прособирался. То одно, то другое. Эх, Николай