Миновав огромные птичьи вольеры, в которых истошно кричали попугаи, они вышли на открытую поляну. Дейзи вдруг как-то сразу обессилела. Во-первых, беспощадно палило солнце; во-вторых, за завтраком она выпила только стакан сока и чашку кофе; в-третьих, ее летучие фантазии вызывали в ней легкую дрожь. Словом, ей вдруг стало казаться, что она вот-вот грохнется в обморок.
Глупости. Ты никогда в жизни не падала в обморок. Все это маленькие хитрости, просто тебе хочется снова оказаться в его объятиях.
Дейзи вспомнила одну свою приятельницу, которая, не выдержав жары, упала в обморок в афинском аэропорту и, естественно, очутилась в руках загорелого красавца с глазами-маслинами, за один взгляд которых можно умереть.
— Это был бы лучший день отпуска, — рассказывала та, — если бы я при этом не описалась.
Чтобы как-то отделаться от дурацких мыслей, Дейзи принялась изучать путеводитель, который взяла при входе. Обезьянам была отведена отдельная роща.
— Это прямые потомки африканских зеленых мартышек, — прочитала она вслух, — но за несколько столетий они выделились в отдельный подвид. Местные фермеры считают их сущим бедствием.
Из кустов за ними с интересом наблюдали несколько пар глаз. Наконец они их заметили — крупный самец, пара малолеток хулиганистого вида и мамаша с младенцем, который прижимался к ее груди.
Тэра извлекла из сумки пакетик нечищеного арахиса.
— Купила на пляже у какой-то старушки. Им наверняка понравится.
— Думаю, здесь запрещено кормить животных, — сказала Дейзи.
— Ерунда. Я же не жевательной резинкой их угощаю.
— Да, но…
— Дейзи, не паникуй, — вмешался Ник. — Если нам сделают замечание, извинимся и скажем, что не знали. Правила устанавливаются для того, чтобы их нарушать. Это придает жизни остроту. Яйцо лучше с солью, «Кровавая Мэри» — с вустерским соусом.
Тэра высыпала арахис на ладонь, не прошло и минуты, как самец, оказавшийся самым смелым, боком подбежал к ней, схватил лакомство и, забравшись на дерево, принялся ловко лущить орехи. Съев все, он вернулся за добавкой.
Самка, осмелев, последовала его примеру. Детеныш со сморщенным личиком старичка взирал на них огромными печальными глазами; Дейзи захотелось взять его на руки и убаюкать.
По просьбе Тэры она сделала несколько снимков, однако в конце концов поняла, что ее легкое головокружение связано не только с подсознательным желанием грохнуться в обморок, чтобы быть подхваченной крепкими руками.
— Я больше не могу оставаться на солнцепеке, — сказала она, протягивая Нику фотокамеру.
Она вернулась ко входу в парк, где под навесами из пальмовых листьев разместились сувенирная лавка и кафе. Взяв банку колы и заказав сандвич, она села за столик.
Написав на открытке «Дорогой Саймон», Дейзи остановилась. Почувствовав внезапную слабость, она принялась тереть пальцами виски.
Глядя на чистую открытку, она с ужасом представила себе, что написала всю правду.
«Дорогой Саймон, я понимаю, что очень удобно быть благородным, уметь жертвовать собой, но, если бы ты сначала думал о нас и только потом о работе, я не оказалась бы теперь в таком безвыходном положении. Должна признаться, что на днях я чуть не изменила тебе с Ником. Меня притягивает к нему словно магнитом, и я не уверена, что смогу устоять против искушения. Ты будешь сильно огорчен, если я уступлю? Всего один раз. Пришли ответ по факсу — только «да» или «нет». Я по-прежнему люблю тебя, но начинаю думать, что это единственный способ избавиться от наваждения. Разумеется, потом я возненавижу себя, а возможно, и его тоже, однако…»
Поставив локти на стол, она снова принялась тереть виски.
Боже, как мне в голову могло прийти такое?
— Вам нехорошо? — спросил женский голос.
Это была официантка, которая принесла сандвич.
— Ничего страшного. — Дейзи вымученно улыбнулась. — Просто жарко, к тому же я сегодня без завтрака.
— Это плохо, завтракать надо.
Голос принадлежал не официантке.
Дейзи мгновенно напряглась, но промолчала, дождавшись, пока уйдет официантка. В кафе почти никого не было, если не считать компании немцев, которые сидели через столик от них.
— Я хочу, чтобы ты ушел, — приглушенным голосом промолвила Дейзи.
— Похоже, тебе нехорошо.
Да, мне плохо и будет плохо до тех пор, пока ты околачиваешься рядом.
— Мне очень хорошо. Но будет еще лучше, если ты вернешься к Тэре.
— Тэре и без меня неплохо. Она беседует с парочкой таких же, как она, любителей обезьян. Они, кажется, из Йоркшира. Кроме того, не тебя одну мучает жажда.
Ник подошел к стойке, купил минералки и, вернувшись за столик, стал через трубочку потягивать воду.
Дейзи принялась за сандвич.
Он не спускал с нее глаз. Несмотря на то что он был в темных очках, она постоянно ощущала на себе его пристальный взгляд. Наконец она не выдержала:
— Если ты опять за старое, лучше забудь.
— Я зашел, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке.
— А что со мной может случиться?
Съев половину сандвича, Дейзи отложила оставшуюся половину в сторону. Она уже не чувствовала голода. Запив колой, она положила перед собой открытку и начала писать.
— Кому ты пишешь? — спросил Ник.
— Маме.
— Почему она не поехала с тобой?
— Не хотела оставлять собаку. Она только что взяла его. Подумала, что он решит, будто его бросили.
«Дорогая мама, — писала она. — Тебе бы здесь понравилось. Если я когда-нибудь еще соберусь сюда, то обязательно возьму тебя с собой. Здесь восхитительные цветы — я привезу тебе несколько веточек гибискуса. Мы сейчас в парке живой природы, Тэра кормит обезьян арахисом. Я замечательно провожу время, жаль только, что…»
Она оторвалась от писания и подняла голову.
— Прекрати на меня пялиться.
— Но я хочу смотреть на тебя.
— Иди посмотри на обезьян. — Она снова склонилась над открыткой и продолжила:
«…со мной нет Саймона. Иногда я думаю, что, конечно, он трудоголик…»
— Может, мне тоже надо было захватить с собой маму, — проронил Ник не без сарказма, которого она прежде не замечала. — Если бы рядом были обе наши мамы, все осталось бы на стадии рецептурной подготовки; на кухонном столе были бы аккуратно разложены необходимые ингредиенты, но никаких раскаленных сковородок и никакого грохота кастрюль.
Не поднимая взгляда, Дейзи сухо промолвила:
— Не надо решать за других. У меня все в порядке.
«…Обними за меня Барни…»
— Ты бы хотела стереть меня из памяти, верно? — продолжал Ник. — Вычистить свою кухоньку до блеска, чтобы все сияло и чтобы Саймон мог ужинать прямо на полу.
«…люблю, целую, Дейзи».
Она начала лихорадочно надписывать адрес.
— Начать с того, что я никогда не желала тебя видеть в своей кухне. Чтоб ты провалился.
Она запустила руку в сумочку и дрожащими пальцами нащупала почтовую марку. Наклеив ее, она принялась за вторую открытку, даже не успев придумать, кому ее адресовать. Это было все-таки лучше, чем смотреть ему в глаза.
— Если бы ты действительно так думала, меня бы здесь давно не было.
У нее защемило сердце. Если не дать ему отпор, это будет продолжаться вечно. Он снова будет домогаться ее, если не здесь, то где-нибудь еще, позже.
Она решила положить этому конец. Здесь — в общественном месте — сделать это было легче. Она чувствовала себя более уверенной, когда их разделял деревянный стол, когда неподалеку крутилась официантка, а через столик от них оживленно переговаривались немцы.
— Пожалуйста, заруби себе на носу — между нами ничего не было. Ты просто застал меня врасплох. Отношения между мужчиной и женщиной не сводятся к одному сексу, и я не намерена рисковать тем, что имею, ради мимолетной связи. Мне этого не нужно. Я не из тех женщин, которые готовы бросить все ради флирта. Я не могу постоянно испытывать угрызения совести.
Ник молчал.
После небольшой паузы Дейзи продолжала:
— Я понимаю, что тебе, возможно, будет трудно забыть о том случае, но была бы тебе очень признательна, если бы ты никогда не напоминал мне об этом.