— Это еще что такое?! — воскликнула няня.
Служанки Исет содрогнулись и замерли, не выпуская ларцов. Даже дворцовые слуги воззрились на Мерит с изумлением и страхом.
— Кто это натворил? — спросила она, но никто не ответил. Няня протолкалась через завалы из корзин и сундуков и подбоченилась. — Придется вам все собрать! Никто не смеет так обращаться с вещами царевны Нефертари!
Слуги бросились собирать рассыпанные фигурки.
Еще в дверях я увидела, что вещи Исет разложены на новом столике. Тут был и веер из слоновой кости и страусовых перьев, и наряд из нитей с нанизанными фаянсовыми бусинами. «Кто-то ей все это подарил, — догадалась я. — Наверное, свадебный подарок Рамсеса. В гареме никто не может позволить себе такую роскошь». У стены, где раньше стояла моя кровать, уже поставили золоченое ложе и к столбам прикрепили длинный серебристый полог. Ночью его будут опускать, чтобы на Исет не падал свет луны, который льется на стены, выложенные синими плитками. На мои стены.
— Ты, конечно, маленькая, но перешагивать через тебя все равно неудобно.
Исет скользнула мимо меня, неся в руках охапку нарядов.
Неожиданно мне на глаза попался наос моей матери. Чтобы его передвинуть, из него вынули фигурку богини Мут. У меня перехватило дыхание: статуя раскололась надвое!
— Это ты разбила? — закричала я, и все, кто находился в комнате, снова замерли.
Я согнулась над изображением богини-покровительницы своей матери, по-детски шепча молитву, и попыталась сложить статую. Кошачья голова богини отломилась от туловища, а мне казалось, что мне самой оторвали голову.
— Я не разбивала, — быстро проговорила Исет. — Даже не прикасалась.
— Тогда кто?! — закричала я.
— Может быть, слуги. Или Уосерит. Она сюда заходила.
Исет оглянулась: лица служанок исказил страх.
— Я хочу знать, кто это сделал, — сказала Мерит с мягкой угрозой в голосе, и Исет, испуганная, отступила назад. — Уосерит никогда бы не прикоснулась к святыне моей госпожи. Это ты разбила изображение богини?
Исет взяла себя в руки.
— Ты понимаешь, с кем говоришь?
— Я прекрасно понимаю, с кем говорю, — заявила моя няня, содрогаясь от ярости. — Я говорю с внучкой одной из жен фараона, с девушкой из гарема.
Лицо у Исет налилось кровью.
Мерит отвернулась.
— Пойдем, — резко сказала она.
В зале няня взяла у меня из рук разбитую фигурку богини.
— Ничего хорошего эта скорпиониха не дождется. Не беспокойся, госпожа. Я снесу фигурку к дворцовому скульптору, он склеит.
Но я, конечно, не могла не переживать. Не только из-за святыни моей матери, но еще из-за предупреждения Уосерит. Слова ее звучали у меня в голове, как песнопения, что исполняют в храме Амона… Моя жизнь уже начала меняться, и не к лучшему. Я шла за сердито топочущей Мерит в новые покои, расположенные в другой части дворца. Няня рывком распахнула тяжелые деревянные двери и удовлетворенно прокашлялась.
— Вот твое новое жилище.
Из высоких окон — от пола до потолка — открывался вид на холмы, лежащие к западу от Фив. Тефер уже развалился на балконе с видом гордым и независимым, точно леопард. Все здесь было великолепно — от выложенного плиткой балкона до мозаики из слоновой кости и серебра, изображавшей богиню Хатор. Пораженная, я повернулась к няне.
— Ведь это же комнаты Уосерит!
— Сегодня утром, пока ты была в эддубе, она отдала их тебе.
Значит, во время нашего утреннего разговора жрица уже знала, что Исет забрала себе мои комнаты.
— Но где же она будет ночевать, как придет во дворец?
— Переночует в покоях для гостей, — ответила няня и испытующе посмотрела на меня. — У нее к тебе явно какой-то интерес. — Не получив ответа, Мерит многозначительно спросила: — Хочешь посмотреть туалетную комнату?
В большинстве дворцовых покоев комнаты для одевания очень малы, места там только и хватает, что для трех-четырех ларцов и, если повезет, для стола с глиняными головами для сохранения париков. В моей старой туалетной комнате едва умещалось бронзовое зеркало. Но туалетная комната Уосерит оказалась почти такой же большой, как и спальня, и там был душ, где вода сама лилась из серебряных сосудов. Мерит поставила ларец с красками и притираниями возле выходящего в парк окна. Я откинула крышку и стала выкладывать на новом месте свои туалетные принадлежности: кисточки, горшочки с сурьмой, лезвия, гребни. Достала я и зеркало матери, сделанное в форме знака «анх»[30] с гладкой фаянсовой ручкой.