К нам приблизилась молодая женщина в голубом одеянии, протянула Мерит пару сандалий, сказала, что в храме запрещено носить кожаные вещи. Сандалии должны быть из папируса.
— Спасибо, Алоли, — поблагодарила ее Уосерит.
Молодая жрица поклонилась, тряхнув копной рыжих волос.
— Покажи, пожалуйста, госпоже Мерит и царевне Нефертари их комнаты.
— Слушаю, госпожа.
Алоли подождала, пока мы с Мерит переобуемся, а я, снимая кожаные сандалии, подумала: «С чем еще из прежней жизни придется распрощаться?»
— Пойдемте, я вас провожу, — пригласила молодая жрица.
Мы прошли через тяжелые бронзовые ворота храма, мимо комнат, отведенных для паломников. Идя вслед за Алоли, я все время старалась не наступить на ее длинный подол. Жрица соблазнительно покачивала бедрами, и я подумала: «Где же она научилась так ходить?»
— Вот сюда.
Алоли повела нас под прохладные своды храма, где в курильницах лежали ароматные золотистые шарики благовоний и повсюду были жрицы.
— Верховная жрица велела отвести вам комнаты рядом с ее покоями, — сообщила Алоли. — Правда, видеться с ней вы будете редко. В храме много дел, а она все время занята: то во дворце, то в священных рощах, беседует с паломниками. А здесь мы едим.
Алоли жестом указала на трапезную, которая мало чем отличалась от Большого зала в Малькате.
— Утром и на закате трубы призывают жриц выполнять ритуалы. После службы мы встречаемся в этом зале. Едим мы примерно то же самое, что едят во дворце фараона. — Она посмотрела на меня. — Правда, пить на твоем месте я бы не стала. Жрицы любят крепкое винцо, а такая девочка, как ты, может после него и не проснуться.
Алоли засмеялась, довольная шуткой, а Мерит поджала губы.
— Здесь, — продолжала жрица, — молятся богине.
Под мозаичными изображениями Хатор раскинулся большой зал. У подножия блестящей статуи молящиеся оставляли горшочки с мясом и лепешки.
— В месяце шему приходила сюда женщина, у которой было пять выкидышей. Мы ее застукали в темном уголке — с мужем.
Алоли, хихикая, указала на темную нишу позади статуи Хатор, и Мерит кашлянула.
— Они, верно, сильно горевали? — спросила я.
— Конечно. Зато через девять месяцев она родила двух здоровеньких сыновей.
Мерит сурово глянула на меня, словно хотела сказать, что мне о таких вещах знать ни к чему.
Мы вышли в ухоженный внутренний двор, засаженный сикоморами.
— Здесь останавливаются самые важные гости, — многозначительно произнесла Алоли и показала на выходящие во двор окна. — Вон там вы будете жить.
Мы вошли в комнату, выложенную голубыми плитами с нарисованными на них рыбами. На западной стене были изображения коров, а у южной стояла на помосте кровать черного дерева с ножками в виде львиных лап.
Алоли прошла через комнату, открыла тяжелую деревянную дверь.
— Комната госпожи Мерит.
Стены этой смежной комнаты были выкрашены светлой краской, на низеньком столике из кедра лежали стопкой чистые простыни.
Мерит удовлетворенно пробормотала:
— Неплохо, неплохо. Пойду присмотрю, как там слуги разбирают твои вещи.
Когда она вышла, я повернулась к Алоли.
— Что мне теперь делать?
— А разве верховная жрица тебе не говорила? — удивилась Алоли. — Нам она сказала, что ты приехала сюда обучаться.
— Чему?
— Нашим ритуалам, игре на арфе… — Рыжеволосая красавица пожала плечами. — Наверное, она хочет, чтобы ты стала следующей верховной жрицей Хатор.
В другом конце храма затрубила труба. Алоли поспешно собрала свою гриву в узел.
— Увидимся в трапезной. — В дверях она остановилась. — Царевна, я рада, что ты к нам приехала. Я много о тебе слышала.
Прежде чем я успела спросить, что же такое она слышала, жрица ушла. Я прошлась по комнатам и остановилась у окна в комнате Мерит, глядя на сикоморы. На другом берегу Нила Рамсес будет сегодня обедать с Ашой и Исет. Как стемнеет, в Большом зале начнутся танцы. Все будут обсуждать новость — мое решение сделаться жрицей Хатор. Интересно, поверит ли Хенуттауи в выдумку своей сестры?
— Красиво, правда?
Ко мне неслышно подошла Уосерит.
От неожиданности я вздрогнула.
— Очень.
— Послушай, Нефертари, о чем ты думаешь, когда смотришь на эти рощи?
Я не спешила с ответом. Солнце стояло над самой рекой, между стеблями папируса порхали, перекликаясь, птички, в полях работали крестьяне.
— Похоже на вылепленные из глины макеты, которые помещают в гробницы. Только тут фигурки — живые.
Уосерит подняла брови.