Позади слуги проворно подхватили нашу дюжину сундуков. Дворец был построен в форме анка, центром которого был фараон. Вокруг во внутренних двориках располагались покои его визирей, и, когда мы проходили через них, женщины и дети останавливались, чтобы посмотреть на нашу процессию. «Вот какой теперь будет наша жизнь», — подумала я. Мир тех, кто смотрит.
Наш проводник провел нас через несколько двориков, вымощенных яркой плиткой, с росписями, изображающими заросли папируса, и дошел до покоев, в которых остановился.
— Это покои визиря Эйе, — церемонно провозгласил слуга.
Он распахнул дверь, и из каждой ниши в комнате на нас уставились гранитные статуи. Комната была светлой и роскошно обставленной, с тростниковыми корзинами и деревянными столами с резными ножками из слоновой кости.
— Отведи моих дочерей в их комнаты, — распорядился отец, — а потом сопроводи их в Большой зал к ужину.
— Мутни, оденься сегодня как следует, — предупредила мать, ставя меня в неловкое положение перед слугами. — Нефертити, там будет царевич.
— С Кийей? — уточнила Нефертити.
— Да, — ответил отец. — Мы договорились, что украшения и наряды принесут к тебе в комнату. Чтобы к закату ты была готова. Мутни тебе поможет, если что-то потребуется.
Отец посмотрел на меня. Я кивнула.
— Да, еще я договорился, чтобы вам прислали личных служанок. Это самые искусные женщины во дворце.
— А в чем они искусны? — по невежественности переспросила я.
В Ахмиме у нас не было личных служанок. Нефертити покраснела.
— В наведении красоты, — ответил отец.
В наших покоях стояла настоящая кровать. Не тростниковая циновка или тюфяк, как дома, в нашем поместье, а большая, украшенная резьбой кровать из черного дерева, с льняным пологом, которую нам с Нефертити предстояло делить. В мозаичный пол была вделана бронзовая жаровня для прохладных вечеров, когда мы будем потягивать подогретое пиво и сидеть у огня, завернувшись в плотные одеяла. А в отдельной комнате, предназначенной исключительно для переодевания, был устроен туалет из известняка. Я приподняла его крышку, и Нефертити в ужасе оглянулась через плечо. Наш проводник, забавляясь, наблюдал за нами. Туалет представлял из себя керамическую чашу с розмариновой водой на дне. Теперь нам не придется больше пользоваться стульчаком. Эти покои были достойны царевны. Тут наш проводник вмешался, объяснив, что я буду делить кровать с Нефертити, пока она не выйдет замуж, а после этого она, возможно, предпочтет обзавестись собственной кроватью.
Повсюду красовались изображения растущей, бесконечной жизни. Деревянные колонны были украшены резьбой с изображением цветов, а потом раскрашены синим и зеленым, темно-желтым и красным. По стенам летели цапли и ибисы, нарисованные искусным художником. Даже мозаичный пол искрился жизнью: изображение пруда с лотосами было настолько реалистичным, что казалось, будто мы, подобно богам, ходим по воде. Наш проводник исчез, и Нефертити тут же воскликнула:
— Ты только взгляни на это!
Она коснулась поверхности зеркала — огромного, больше нас двоих, вместе взятых, — и мы уставились на наши отражения. Маленькая, светлая Нефертити — и я. Нефертити улыбнулась своему отражению в отполированной бронзе.
— Так мы будем выглядеть в вечности, — прошептала она. — Молодыми и красивыми.
«Ну, во всяком случае, молодыми», — подумала я.
— Сегодня ночью я должна быть великолепной, — сказала Нефертити, быстро обернувшись. — Я должна затмить Кийю во всех отношениях. Главная жена — это всего лишь титул, Мутноджмет. Аменхотеп может отправить меня на задворки гарема, если я не сумею очаровать его.
— Наш отец никогда этого не допустит! — запротестовала я. — У тебя всегда будут покои во дворце!
— Дворец, гарем — какая разница? — отмахнулась Нефертити, снова поворачиваясь к зеркалу. — Если я не произведу на него достаточно сильного впечатления, я буду лишь куклой, и ничем более. Я буду коротать дни в своих покоях и так и не узнаю, каково это: править царством.
Слова Нефертити напугали меня. Уж лучше пусть ее безумная самоуверенность, чем то, что произойдет, если она не сумеет стать избранницей царевича. Тут я заметила в зеркале кое-что и застыла. В наши покои вошли две женщины. Нефертити резко обернулась, и одна из женщин шагнула вперед. Она была одета по последней придворной моде; ее сандалии были украшены бусинами, а в ушах красовались золотые серьги. Когда она улыбнулась, на щеках ее появились ямочки.