Однажды Женька задел рукой прибор, и он с грохотом упал на пол.
— Ах, опять я, — крикнула бодро Лида, — опять я поставила его на край стола!
Лицо Женьки было спокойно, только рука, лежавшая на столе, вздрагивала. А в общем, мы жили по-прежнему: работали, волновались, смеялись, спорили. Иногда в разгар спора появлялся шеф. Он не прерывал спора. Легкими, четкими шагами он обходил комнату между столами, подкидывая в костер спора забавные реплики.
Если же мы работали, шеф подходил к каждому из нас, наклонялся, рассматривал, советовал.
— Так, так... Это ясно. А вот тут что-то не ясно... Пожалуй, это интересно. Может быть, здесь надо вот так?
Мы делали, как говорил шеф, и все шло как по маслу.
— Интуиция! — восхищался Юрка.
— Талант, — уверенно говорил Женька.
— И опыт, — подсказывал Сергей, не поднимая головы от стола.
— Талант — это и есть интуиция, — горячилась Лида, веснушки ее бледнели.
— Конечно, шеф — это не мы, — внезапно закипел Сергей, расправляясь во весь рост.
— А опыт — это питательная среда для таланта, — не слушая Сергея, продолжала горячиться Лида. — Правда, Женька?
И снова разгорался спор.
Все мы восхищались шефом. Восхищались не только его талантом, но и его всегда загорелым лицом — он был неутомимым спортсменом, — восхищались его легким пальто, в котором он ходил в самые жестокие морозы, и, конечно, его неистощимым интересом ко всему на свете.
— Разбрасывается, — говорил Сергей.
— Умеет талантливо жить, — возражал Женька.
— Умеет, — бурно поддерживала Женьку Лида.
— Все ясно, — многозначительно сказал Юрка и переглянулся с Артуром.
— Все ясно, — поддакнули мы с Сережей и посмотрели на Лиду.
И вот наступил день, когда все стало совершенно ясно. Мы уже собирались домой.
— Знаете, — вдруг сказал Женька, запихивая в портфель папку, — раньше я всегда считал, что работа и спорт — это все в жизни. А теперь... — Он откинул голову назад и замолчал.
Мы все тихо вздохнули.
«Какой у Женьки профиль! Какие у Женьки плечи! — подумали мы. — И как все глупо случилось...»
— А теперь, — продолжал Женька, — мне кажется, что главное — это не только работа, а еще колющие лучи солнца, запах земли, шелест листьев и...
Он снова замолчал. Мы не знали, что говорить, и тоже молчали.
— Недавно мы с Лидой, — сказал Женька, — слушали, как, пробиваясь из-под снега, недовольно ворчит ручей... Это же здорово! Это же... музыка. И еще мы ходили на вокзал — просто так ходили. Слушали приливы и отливы человеческих голосов, свистки электровозов, чувствовали запах гари и дыма. — Он повернулся лицом к окну.
Мы молчали. Мы видели, как подошла Лида, положила свою большую смуглую ладонь на тонкие вздрагивающие пальцы Женьки и не отнимала ее до тех пор, пока он не отвернулся от окна. Потом Лида наклонилась к нему и что-то шепнула на ухо. Женька быстро повернулся к ней, в уголках его твердого рта задрожала неуверенная улыбка, четкие скулы и подбородок потеряли резкость очертания.
— Ребята, Вера! — громко крикнула Лида, дергая себя за кончик воротничка. — Что-то мы завяли! Приходите сегодня к Жене — возобновим кофейную традицию.
Она слегка покраснела, а лицо Женьки залила блаженная улыбка.
— Мы вам что-то скажем с Женей! — снова крикнула Лида. — Идет? — Теперь сияющая улыбка появилась на ее лице...
Мы сидели и слушали, как звонко хлопает весенняя капель.
— Идет! — с отчаянием проговорил наконец Сергей и, тяжело топая ногами, задевая по пути столы, вышел из комнаты.
— Ясно, — пробурчал Юрка и долго смотрел на фотографии увеличенных хромосом, развешанные по стенам. — А я-то думал, дурак... Пойдем! — бросил он Вере.
Вера в упор смотрела на него.
— Ясно, — повторил вслед за Юркой я и попросил у Артура сигарету.
— Придем, не извольте беспокоиться, — как всегда с иронией, сказал Артур.
Из института мы вышли с Женькой: обычно кто-нибудь из нас провожал его домой.
— У меня к тебе дело, — неуверенно промямлил Женька.
— Выкладывай, — насторожился я.
Женька взял меня крепко под руку.
— Понимаешь, — комкая слова, сказал он, — мы решили с Лидой... ну, одним словом, потопать в загс... — Он помолчал. — Лида — удивительный человек, понимаешь, когда она рядом, у меня такое чувство, словно мне что-то подарили или я что-то кому-то подарил и еще будто я снова все вижу, только еще ярче, отчетливее, чем раньше... Красивый она человек...
— И очень умная, — зачем-то добавил я.
— Да-да, — согласился он. — Я ее очень люблю, — сказал он тихо.
— Я тоже ее очень люблю, — неожиданно ляпнул я.