Хашша спрыгнул на землю, как барс, выгнул спину, упал на колени, пытаясь отыскать хоть на одной из дорог, среди мелких камней, следы только что проскакавшего всадника, и на второй тропе телохранителю повезло. Оказалось, старый прорицатель так и не сменил своего жеребчика, и передние копыта, продавливаясь, хорошо отпечатались на песке среди камней.
— Авва! — радостно взвизгнул слуга, вскочил на своего конька и ринулся в погоню. К счастью, его жеребец тотчас понял, чего хочет хозяин, и понёсся во весь опор. Через две версты впереди показалась тёмная фигура всадника, и Хашша сразу же узнал в нём прорицателя: тот еле плёлся на своём хромоногом. Телохранитель издал победный клич, выхватил меч, чтобы привезти повелителю голову беглеца, но внезапно передумал, решив, что государю будет приятнее самому понаблюдать за казнью негодяя, и вознамерился взять оракула живым. Впрочем, к тому всё располагало: сила и мощь государева заспинника не шли ни в какое сравнение с тощим и неуклюжим гадателем, который даже не имел меча, чтобы защитить себя.
Заслышав крик и топот копыт за спиной, Азылык обернулся, узнал Хашшу и стал разворачивать своего конька, ещё плохо понимая, что стряслось. Но вглядевшись в злобный и торжествующий лик телохранителя, оракул быстро обо всём догадался: властитель, прогнав его прочь, вовсе не собирался оставлять его в живых. Впрочем, так поступали с оракулами во многих странах, если те вдруг становились неугодными, а попытка Азылыка сбежать лишь ускорила трагическую развязку.
— Отправляйся живо за мной, мерзкий гадатель! — подлетев к прорицателю и дико тараща глаза, проорал Хашша. — Властитель тебя требует! Следуй за мной!
Но Азылык не двинулся с места, не считая достойным даже объясняться с глупым слугой.
— Ты что, оглох, баран касситский?! — прорычал телохранитель и, выхватив меч, лихо закрутил им в воздухе. — Или хочешь своей бараньей башки лишиться?!
Тяжёлым, почти неподъёмным мечом он владел отменно, прорицатель не раз с восторгом наблюдал за его ратной ловкостью. Вот и сейчас слуга властителя жонглировал им, как коротким и невесомым кинжалом, описывая большие круги и затейливые росчерки в утреннем воздухе. Это фехтование приводило самых грозных неприятелей в подавленное состояние, и те обычно отказывались от дальнейшего сражения. Эту ритуальную угрозу Хашша и взялся исполнить, как бы доказывая Азылыку, сколь опасно с ним шутить. Большой меч уже набрал свою силу вращения, слуга заводил его на последний круг, чтобы после этого нанести решающий удар, как вдруг огромный клинок резко отклонился и перерубил телохранителю горло. Заспинник властителя выпучил от удивления глаза, захрипел, кровь тёмной струйкой брызнула изо рта, и он, как мешок, рухнул с лошади на каменистую тропу. Ноги вздрогнули от резкой судороги, пробежавшей по телу, и крохотный мотылёк души, вырвавшись с последним выдохом, растерянно запорхал над телесной тушей. Азылык даже представлял его душу мелким летающим жучком, столь неразвитой она ему представлялась, но оказалось, что Хашша был человеком тонким и ранимым, скрывавшим эти не свойственные воину черты за внешней напускной грубостью.
Мотылёк посмотрел на оракула большими грустными глазами, всё ещё не понимая, как, не двигаясь с места, прорицатель смог изменить движение меча, всегда ему подвластного? Однако Азылык, хоть и смотрел на него, но не проронил ни слова, лишь склонил голову, как бы прося прощения за это смертельное движение меча, свершившееся по его воле. Так и не дождавшись объяснений, мотылёк вспорхнул и полетел в сторону Евфрата, чтобы проститься с властителем, которого по-своему любил. Три дня ему ещё отпущено незримо порхать на земле, а за это время боги решат его дальнейшую судьбу: какое существо наделить его душой — травинку, козявку или носорога. Хашша не скоро вернётся на землю в человеческом обличье. Пройдёт семь или восемь веков, прежде чем придёт его черёд снова стать двуногим и говорящим. И пригодятся ли тогда его воинские доблести?..