Таким образом, нубиец узнал себе цену и окончательно уверился в важности миссии, которую судьба возложила на него: служить высокопоставленному жрецу и его семье. Что может быть почётнее? Поэтому-то он и взирал высокомерно и даже с лёгким презрением на копошащихся на полях земледельцев. Чернокожий Джабу с достоинством нёс в могучих руках поношенные кожаные сандалии господина, складной обшарпанный стульчик[5], потрёпанный веер из серых перьев дикого гуся и внушительного размера корзину, заполненную доверху съестными припасами.
Было самое жаркое время года{8}. С полей шёл густой аромат сухой соломы и спелого зерна. Земледельцы дожинали остатки пшеницы и полбы{9}. Скоро надо было ждать разлива реки{10}. Жрец, тяжело опираясь на светлый с розоватым оттенком, вырезанный из местной акации посох и поминутно вытирая пот, струившийся по лбу из-под небольшого чёрного паричка{11}, посеревшего по бокам от ветхости, глядел с тоской на пышущие жаром поля.
— Добрый день, уважаемый Иуйа! — громко приветствовали хлеборобы жреца, весело улыбаясь.
Их почерневшие от загара, натёртые дешёвым растительным маслом тела{12} блестели на солнце так же ярко, как белоснежные зубы, обнажаемые в приветливых улыбках, а длинные ноги и руки легко и грациозно двигались в такт привычным движениям. Бронзовыми серпами жнецы срезали колосья и складывали их в плетённые из папируса корзины, которые держали стоящие рядом жёны или взрослые дочери. Высохшие стебли откладывали в сторону.
— Привет, привет, — отвечал жрец, небрежно помахивая рукой. — Бог наш, великий Мин, вам в помощь.
Иуйа совсем устал, ноги его подкашивались от слабости. Он так бы и плюхнулся задом на пыльную дорогу, но проворный заботливый слуга подставил господину раздвижной стульчик. Жрец был щуплым мужчиной средних лет, с круглой морщинистой физиономией. Поражали его светло-серые глаза, необычные для египтян. Видно, в его роду были кочующие из оазиса в оазис западной пустыни ливийцы, среди них нередко можно было встретить светлокожих и светлоглазых. На мир его светлые глаза глядели с каким-то детским наивным удивлением, никак не соответствующим возрасту и высокому общественному положению их владельца.
— Да, — вздохнул жрец, — проклятая жарища. У меня перед глазами красные круги уже плавают, а стада даже и не видно. Эй, красотка, поди-ка сюда, — обратился Иуйа к проходившей мимо молоденькой поселянке[6], которая легко несла на голове большую корзину, полную колосьев.
Девушка была в одном коротеньком передничке. Её острые груди упруго подрагивали в такт шагам. Несмотря на круги перед глазами, пожилой жрец с удовольствием смотрел на словно выточенную из красного дерева, изящную фигурку.
— Ты не видела, куда мои пастухи погнали храмовое стадо{13}? А то я тут уже испёкся живьём, как щука, насаженная на вертел, а ни одной коровы и близко нет. Сетх забери всех этих лоботрясов-работничков!
— Да вон туда, за холм, на дальнее поле погнали пастухи ваше стадо. Там ещё в прошлом году шакалы осла старосты задрали, — ответила громко, по-деревенски растягивая слова чуть нараспев, поселянка.
— О боже, — выдохнул Иуйа, — они с ума сошли, что ли?
— Да нет, — звонко рассмеялась красотка, ударив себя по крутому голому бедру, на которое сел овод, — с ума они ещё не сошли, но языки их заплетались сильно, когда мимо нас проходили, да и ноги тоже. Видать, пива нализались изрядно{14}, и это в такую-то жарищу. Все меня с собой звали, но я не такая. — И, не став объяснять, какая она на самом деле, девица весело оглядела могучую фигуру Джабу и бодро засеменила крепкими, дочерна загорелыми ногами по дороге.
Нужно было спешить, тем более на них уже косо поглядывали селяне. Господин Иуйа, конечно, уважаемый человек, да и старый уже, однако всем отлично известно, что в девицах, созревших, но ещё незамужних, есть что-то такое, что может сбить с пути истинного даже пожилого жреца, не говоря уж о молодом нубийце, на которого поглядывала плотоядно вся женская половина населения городка и окрестных деревень. Да и Джабу, как знала вся округа, не отличался особой целомудренностью. Вот и сейчас он присвистнул с видом знатока, глядя на проворный девичий зад, так волнующе виляющий на ходу, на него свешивались только два красных шнурочка передника, игриво завязанных бантиком. Да и тот красотка надела только после настойчивых просьб и увещеваний родителей.
5
6