Помещение действительно было очень небольшим, и из него выходили две двери: одна - двустворчатая, как и входная - была расположена напротив неё и смотрелась весьма внушительно. Даже при слабом свете старого свечного фонаря было заметно, что Пафнутий (если, конечно, это был он) не жалел ни времени, ни сил, чтобы отполировать её древесину, и даже вырезал на ней какие-то письмена - в полутьме их было не прочитать, но я не сомневался, что они означали что-либо важное. Сейчас зта дверь была наглухо закрыта и скрывающиеся за ней тайны - если не рисковать нарваться на ссору с человеком, который своей молнией убил волка, едва не загрызшего меня - были неприкосновенными.
Вторая дверь находилась по левую руку от нас (если смотреть от входа) и выглядела намного скромнее - простая слабо обработанная древесина, только-только чтобы не занозить руку. Дверь была слегка приотворена, и именно оттуда тянуло овсяной кашей. Я предположил, что именно там находится жилое помещение, и был совсем не разочарован, когда закончивший делиться своей старческой мудростью Пафнутий предложил мне туда пройти.
Первым, что мне бросилось там в глаза, был очаг, такой большой, сложенный из камня, добротный, занимающий едва ли не четверть комнаты и используемый по двойному назначению: и для отопления, и для приготовления пищи. На нём, наверное, ещё и спать зимой можно было, словно на русской печке. В настоящий момент там стоял котёл, на котором медленно подопревала каша. Рядом с очагом плотной полосой были разложены жестяные листы - я подумал, что это для того, чтоб погасить случайно выскочившую искру и не допустить возгорания, столь губительного в таком деревянном строении.
Пафнутий достал откуда-то две большие деревянные тарелки и одну маленькую. Я, признаться, не понял, для чего она, и спросил:
- А вы один здесь живёте?
- Это... - до старика, похоже, с трудом доходил мой вопрос. - А... Нет. Здесь ещё приятель мой живёт, Никифор.
Он поставил маленькую плошку на пол, наклонился, как будто бы рассматривал что-то на полу, и сказал:
- Ну, Никифорушка, друг мой любезный. Выйди, поздоровайся с нашим гостем.
На свет откуда-то выполз крупный мыш и принялся прихорашиваться, облизывая лапки и старательно теря ими мордочку. Был он светло-бурый, с тёмной полосой повдоль спинки. Под конец умный зверёк вообще - смехота-то какая - молитвенно сложил лапки, словно тот лев из анекдота: «Благослови, господи, пищу, которую я сейчас приму...». Но Пафнутий, очевидно, остался доволен представлением, потому что положил каши в плошку. Мыш медленно, с вальяжностью, протрусил к плошке и с достоинством, степенно, принялся уписывать эту кашу за обе щеки.
Вкусили и мы. И возможно, это показалось мне с голодухи - только каша, действительно, оправдывала все ожидания.
За вечерней трапезой Пафнутий принялся расспрашивать меня о моих приключениях, я старался в меру удовлетворить любопытство старика и одновременно не сказать ему ничего лишнего, что впоследствии можно было бы использовать против меня. Но про квест с лисой и кроличьей полянкой рассказал и по его реакции на мой рассказ понял: я нашёл того самого квестодателя. Что до самого квеста, то Пафнутий огорчил меня, что, действительно, пока не может дать мне это задание. Но зато, что касается заданий попроще - я, практически, уже завтра смогу оказать ему посильную помощь по хозяйству: ну, воды там принести, дрова наколоть... Получая при этом драгоценный опыт, который повысит мою выживаемость в этом странном и недружелюбном мире. Спать же мне пока определили на чердаке, на охапках сена, которое вот уже несколько лет сушилось там для каких-то неведомых целей - «неведомых» означало, что этого не знал даже сам Пафнутий, он просто выполнял распоряжение кого-то из высших. Запахло скрытым квестом, однако я побоялся прямо сейчас начать распрашивать старика, пока у меня не установились с ним хорошие отношения.
Я боялся, что сено может оказаться - как бы это сказать помягче? - излишне сыроватым, однако эти мои опасения не оправдались и на деле сено оказалось очень сухим и запашистым - и навевало очень приятные сны, так что выспался я в ту ночку как нельзя лучше.