- Только дурак пойдёт за квестом, когда вы торчите тут, словно четыре тополя на Плющихе, - пробормотал я и двинулся в обход по параллельной. Та улочка была грязней и уже, по ней я ещё не ходил - о чём и пожалел сейчас, когда, перебираясь по специально разложенным какой-то доброй душой камням через большую глубокую лужу, я едва не столкнулся с щупленьким, но весьма словоохотливым мужичком, и почти тут же обнаружилось, что у него есть для меня работёнка. Две серебряные монеты за то, чтобы провести эту ночь в сарае и избавить Пантелеймона Мелкого (так мне представился этот представитель местного фермерства) от курокрада!
Подсознание едва ли не вопило о том, что квест, по моим расчетам, деньги предлагались немаленькие - следовательно, здесь должна была иметься какая-нибудь подлянка. Я прикинул, сколько дней до вполне реалистичных мозолей на руках нужно рубить деревья, чтобы заработать такую сумму, уважительно присвистнул и принялся расспрашивать мужика обо всём, что было ему известно о курокраде. Во всех подробностях.
Судя по внешним признакам, то зверь был не шибко крупный - чтобы пролезть в сарай, ему оказалось достаточно лишь вентиляционного окна, расположенного на верхнем ярусе на высоте примерно двух с половиной метров от земли, там где сушилась солома. Размером примерно с два мужских кулака, окно по всей площади перегорожено частой железной решёткой, защищавшей ценную домашнюю птицу от охочих до цыплячьего мяса прожорливых соседских кошек и иной хищной живности.
В ту ночь Пантелеймон почувствовал что-то неладное: шум в птичнике поднялся раньше обычного. До этого несушки начинали шумно требовать корм лишь перед самым рассветом, что как нельзя лучше устраивало хозяина. Кто же любит вставать спозаранку? Теперь же ясно различимый в избушке гвалт раздался прямо в середине ночи. В курятнике явно творилось нечто неординарное.
Наскоро одевшись, продирая кулаками заспанные зенки и натягивая на себя прямо на ходу залатанный полушубок, Пантелеймон выскочил из дома и, не обращая внимания на ещё по-зимнему холодную погоду и похрустывающие под чеботами корки льда, уже успевшие намерзнуть за ночь на мартовских лужах, побежал напрямик к сараю, распахнул обитую войлоком дверь, и...
На полу валялись белые перья, слегка испачканные кровью и куриным помётом. Одна... две... целых три кучки - при виде каждой незадачливый хозяин скрипел зубами, подсчитывая убытки.
- Да за что мне такая напасть? Самых упитанных курёнков обхарчался, сволочь такая!.. - едва не плакал Пантелеймон, когда пересчитал забившихся по углам перепуганных курей и понял, кого не хватает.
В ходе дальнейших поисков была обнаружена выбитая вместе с гвоздями вентилляционная решётка. Гвозди были большие, заговорённые от злобных духов и прочей нечисти, и вбиты на совесть - сам хозяин был способен выдернуть такие только поодиночке, при помощи гвоздодера. Пантелеймон сначала грешил на кошек, даже срубил в сердцах молодое дерево, растущее рядом с сараем в самый раз-таки напротив окна, когда заметил на его стволе следы от когтей. Следы эти были весьма приметными, и Пантелеймон был уверен, что раньше они там появиться ну никак не могли - иначе он срубил бы это дерево гораздо раньше. Вот только с принятыми мерами он просчитался, поскольку в дальнейшем каждый приключенец, которого злополучный квестодатель-потерпевший впоследствии пытался снарядить на поиски нахального курокрадца, в первую очередь хотел взглянуть именно на эти следы - а как их покажешь, когда то бревно уже давным-давно сгинуло в печке?
Во-вторых, на этом злоключения еще не кончились, и казни дерева-предателя, послужившего мостом и лестницей курокраду, и замены выбитой решетки на новую, прихваченную гвоздями не как раньше, по четырем углам, а через каждые два пальца по всему периметру, оказалось так же недостаточно для того, чтобы остановить коварного разбойника.
Месяц спустя, в самый раз на следующее полнолуние, с большим трудом прибитая решетка вновь оказалась сорвана, и Пантелеймон на этот раз недосчитался двух изрядно разжиревших старых несушек, пока выбирал, какую из них будет лучше пустить на суп.