— Что случилось? — наконец, спросил Миллер.
Я вздрогнула в его руках, я бы убила, чтобы быть в них последние шесть лет… но, внезапно, эти руки стали казаться мне такими чужими. Ошибкой.
Я больше не хотела эти руки.
Уже нет.
— В комнате Санчеса была Лили. Понимаю, что он пьян. Он сказал «нет», я это слышала, но она была топлес, а потом... — Я съежилась, когда новые слезы покатились по моим щекам. — Она сказала… она сказала... — У меня что-то резко перевернулось внутри, когда тяжелый груз лег на грудь. — Она сказала: «Толстуха сейчас расплачется. Зачем ему вообще тебя хотеть, когда он может быть со мной?»
Я всхлипывала еще сильнее, злясь на себя за то, что позволила пробиться сквозь свои стены какой-то голой черлидерше, которую знала всего несколько месяцев, и которая была известна тем, что пыталась переспать со всеми игроками!
— Ой, малышка. — Миллер обнял меня, а затем мягко оттолкнул. — Ты, действительно, думаешь, что такой парень, как Санчес, захочет какую-то худосочную суку с маленькими сиськами, которая даже не умеет печь печенье?
— Да! — рыдала я. — Нет! — Мне было больно, и я не совсем четко мыслила и позволяла атаковать прежней неуверенности. — Потому что это бессмысленно. Точно так же, как мы не имели никакого смысла. Это — не имеет никакого смысла! И в то же время, понимаю, что мне стоит пойти и надрать ей задницу!
— Да, но, вероятно, несправедливо идти надирать ее задницу, если она пьяна, а ты трезвая, плюс именно я научил тебя драться, — поддразнил Миллер, вытирая мои щеки большими пальцами. — Слушай, она просто ревнует, потому что ты — единственная девушка, на которую Санчес когда-либо обращал внимание, и все это знают. А еще… — Он неуверенно поерзал. — Наверное, не секрет… наше прошлое… Джекс знает, Кинси знает, Томас узнал уже после первой вечеринки. Такие новости быстро распространяются. На твоей спине гигантская красная мишень, и это из-за нас. Не из-за тебя.
Я шмыгнула носом.
— Но…
— Не-а, — Миллер встал. — Я не слушаю. Ты прекрасна. Ты всегда была прекрасна. И внутри, и снаружи. — Он облизал губы. — И я рад, что я не единственный парень, достаточно умный, чтобы понять, что твое внутреннее и внешнее настолько прекрасно. Даже если он ведет себя как идиот, по крайней мере, половину времени.
— Семьдесят пять процентов времени, — рассмеялась я сквозь слезы. — По крайней мере, столько.
— Ну, мы же говорим о Гранте Санчесе.
— Какая я дура, — прошептала я. — Собиралась с ним поговорить, дать возможность все объяснить.
Миллер выругался.
— Послушай, да он же в говно. Я вообще никогда раньше его не видел таким пьяным. Парень едва стоял. Он никогда не пьет в течение сезона, и это говорит мне кое-что.
Я проглотила слезы и отвернулась.
— О да, и что?
— Он грустит. — Миллер схватил меня за подбородок и заставил взглянуть на него. — Угадай, почему?
— Потому что… — Я попыталась опустить взгляд.
Миллер крепко удерживал мою голову.
— Ну же, почему?
— Из-за меня? — догадалась я.
— В яблочко. — Он отпустил мое лицо. — Бог знает, что я бы тоже напился, если бы тебя потерял... Ох, постой… — Его улыбка была теплой, но грустной. — Я бы никому этого не пожелал, Эм. На самом деле не пожелал бы.
— Это была и моя ошибка, — вздохнула я. — Я злилась. Возможно, ты и переехал, но в тот самый момент, когда не ответил на мой звонок, в тот момент, когда поверила твоему отцу и тому, что он сказал. Я приняла слова на веру, потому что была зла на тебя за то, что ты уехал. И думаю… ну, очевидно, что я была слишком не уверена в себе, чтобы поверить, что могу что-то тебе предложить, за исключением...
Миллер застыл.
— Что?! За исключением чего?
— Я не хотела быть той девушкой, — прошептала я и, наконец, посмотрела ему в глаза. Он встал и начал шагать передо мной. — Девушкой, которая залетела в старших классах от своего бойфренда, которому было суждено стать великим. Я не хотела быть той девушкой, Миллер.
Миллер покачнулся на ногах, а затем схватился за край дивана.
— О чем ты говоришь, Эм?
Мы смотрели вниз, наши грудные клетки вздымались, мы пытались дышать.
Я сделала глубокий вдох.
— Я была беременна.
Миллер закрыл глаза. Покачал головой. Тяжело опустился на диван, опустив голову между коленями, словно вот-вот потеряет сознание.
Я продолжила говорить, опасаясь, что если не выложу все это сейчас, то никогда этого не сделаю.
— Я узнала через восемь недель после твоего отъезда. Я думала, что просто сильно перенервничала, а потом… потом папа отвел меня к врачу. Меня тошнило, сильно тошнило, и это не проходило, понимаешь? Я сделала несколько тестов. И позвонила тебе, как только увидела, что они положительные. Я находилась на стоянке. На звонок ответил твой отец. Остальное ты знаешь. В тот момент, когда он повесил трубку, я вышвырнула свой телефон из машины, и он разбился. Как и мое сердце. Я винила тебя. Была так рассержена из-за того, что исчез мой лучший друг, что мне придется справляться с этим без тебя, но, в основном, была расстроена из-за того, что ты нарушил свое обещание, Миллер. Ты его нарушил. — Я поняла, что не плачу, не понимаю почему.
А Миллер?
Он понял.
Тихие слезы текли по его щекам, затем он их быстро вытер и пошел ко мне.
— Ты должна была сделать все, что было в твои силах, но рассказать мне, Эм. Мой ребенок? Ты была беременна. Ты…
— У меня произошел выкидыш, — прошептала я. — На следующий день.
Миллер застыл, и еще больше слез наполнило его глаза.
— Возможно, во всем был виноват стресс. Возможно, я была слишком юной. Возможно, ребенок просто не был здоровым. Я не знаю. К тому времени я поняла, что у тебя своя жизнь, и я не была ее частью, больше не была.
— Эм... — голос Миллера надломился. — Я бы сдвинул горы ради тебя и нашего ребенка. Ты ведь это понимаешь? — Он вытер лицо и отвернулся. — Как можно скучать по жизни, которую ты никогда не знал?
— Я не знала, был это мальчик или девочка, но, знаешь, мне казалась, что девочка. И после того, как все произошло, я дала ей имя, и мы с папой запустили в небо воздушные шарики с ее именем в память о ней.
— Как ты ее назвала? — Миллер так и не обернулся. Я точно знала, что он снова плакал.
— Адера, — произносить ее имя было уже не так больно, как раньше. Но все равно нелегко.
Когда Миллер сгорбился, я обхватила его руками сзади и прислонилась головой к его спине. Собственные слезы скатывались на его рубашку.
— Второе имя моей мамы, — хмыкнул он.
— Да.
— Она была бы прекрасна.
— Как и ее папа.
— Мне так жаль. — Миллер обернулся и прижал меня к себе. — Я и понятия не имел. Ты прошла через это, и еще болезнь твоего отца. Ты же была совершенно одна.
Я замерла.
— Кто тебе сказал?
— Санчес. Знаешь, мы с ним друзья.
Я вздохнула.
— Да, знаю. И да, я прошла через это сама.
— Ты имеешь полное право меня ненавидеть.