- Просто в какой-то момент мы решили идти вперед, но Алмаз не хотел оставлять людей без своей защиты и решил остаться. Мы не прощались. Ночью ушли в леса, и провели в них практически все время до окончания войны…пока для нас не началась война другая.
Не смотря на то, что я сидела на коленях Нефрита, обогретая его жаром и родным ароматом, от этих слов Отца мои руки заледенели, а дыхание стало сбивчивым.
- Когда стали пропадать наши воины, это тоже первым заметил Карат, - Отец тяжело помассировал свободной рукой переносицу, пытаясь скрыть то, как поморщился от воспоминаний, которые не приносили ему светлых и хороших чувств, - Сначала ничего не говорил никому…наблюдал. Снова хитрил. Брал с собой из деревень самых крупных мужчин среди людей, которые походили на нас хотя бы отчасти, но не обладали ни нашей силой, ни скоростью. В какой-то момент мы подрались с Каратом, потому что он отошел от попыток вступать в бой, предпочитая забираться на возвышенности и просто наблюдать…я обвинял его в том, что мы ему верили. Все верили и шли за ним, а он поступил как истинный Кадьяк, для которого нет ничего ценного в этой жизни. Лишь тогда он признался и рассказал о своих догадках и наблюдениях. Рассказал о том, что люди поняли, что мы не такие как они и теперь их интересует не только война, но и попытка понять, кем мы были. Насильно…
Ледяной тяжело выдохнул, сокрушенно покачав головой и чуть пожимая плечами:
- Я сначала не поверил. Думал, что это всего лишь очередная отговорка хитрого Кадьяка не делать то, что нужно в попытках избежать ответственности, а потом понял, что Карат был прав. Во всем. Когда стали пропадать с поля боя те, кто был похож на нас среди людей, узрели все, что люди отныне снова перестали быть нашими друзьями, с которыми мы проливали кровь и слезы плечом к плечу…Мы пытались присматривать друг за другом. Раненных и убитых Берсерков забирали всегда с собой, чтобы захоронить тайно, даже если подозревали, что после смерти кроме наших габаритов мы ничем от простых людей не отличаемся. Больше Карата не интересовала война и попытка защитить мирное население…он пытался защитить нас.
Отец повертел кедровую шишку, сжав бережно ее в руке и снова тяжело выдыхая, даже если уголки его губ растянулись и дрогнули в грустной улыбке:
- С тех пор мир для нас снова перевернулся, и вернулась истина наших мудрых предков, что люди не способны принять нас, как себе подобных, ибо будут всегда бояться того, что не понимают. Скоро мы поняли, что среди врагов создаются специальные отряды, суть которых была не в попытке воевать, а находить тех, кто больше, выше, сильнее. Находить нас. Карат отлавливал их, часто рискуя попасть в ловушку, чтобы притащить к нам по одному и узнать о том, что от нас хотят. Он первым выучил немецкий, чтобы понять, о чем говорят эти люди. Первым среди нас научился в короткие сроки читать и писать на незнакомо языке, чтобы находить секретные документы и пытать всех, кто относился к этим отрядам….так мы узнали о существовании лабораторий.
Я содрогнулась от ужаса, почувствовав, как руки Нефрита застыли на мне, и дыхание стало сбивчивым и тревожным, прекрасно понимая его в этом состоянии.
Отец еще не сказал ничего из ужасов тех дней, а в моей голове с тошнотворной ясностью пронеслись отрывки из документальных и художественных фильмов о том, как фашисты мучили людей, ставя над ними страшные, не поддающиеся морали и логике опыты.
Я старалась не думать об этом!
Старалась просто дышать ароматом своего сильного и отважного мужа, чтобы прогнать жуткие реалистичные картины зверств тех, кого и спустя пол века после окончания этой ужасной войны язык не поворачивался назвать людьми, но понимала, что у меня ничего не получается, и едкая, удушливая тошнота поднимается из тела.
Я видела, как Отец закрыл глаза тяжелыми ресницами, тяжело сглотнув, словно ощущал ту же тошноту, что бурлила внутри меня, продолжив еще более приглушенно и хрипло, оттого, что было тяжело говорить. Тяжело вспоминать.
- Спустя пару месяцев мы нашли небольшой лагерь, где ставили опыты над нашими братьями…их изувеченные тела с отрезанными конечностями, с вырезанной кожей, словно их мучители пытались понять отрастет ли она обратно, как у ящериц…