Я не видела перед собой ничего кроме обнаженной спины Малахита, который не обращался в медведя, подобно всем остальным и не жалел свой род, ломая кости и выворачивая широкие мощные лапы, которые пытались прорваться к нам.
Я не слышала ничего кроме грохота своего сердца, в котором истерично трепыхался всего один единственный вопрос — неужели это все?…
Неужели наша семья останется здесь навсегда под слоем этой лавы ненависти, льдом из бессердечности, растерзанная и позабытая всеми?
Наверное это было странно — вот так стоять посреди ужаса, летящей крови, криков, рычания и непрекращающегося грохота, но я не успевала просто элементарно понимать что и где происходит, видя лишь одно — сплошное черное месиво из медвежьего меха, клыков и длинных когтей, что рассекали воздух с характерным и жутким ВЖУХ!
И когда эти вжухи были повсюду. то глупо было пытаться куда-то уносить ноги или руки, ибо ценность наших жизней ровнялась опавшей хвоинке и не более.
Особенно когда тяжелая рука Малахита, опустилась на мое плечо, прижимая ближе к земле порывисто и с силой, но я впервые смогла судорожно выдохнуть и почувствовать, как сердце встрепенулось потому что смогла увидеть рядом с собой Мию и Злату.
— Берегитесь когтей! Не дайте им себя задеть!
Я закрутила головой, сжимая в ладони холодную влажную руку Мии и пытаясь отыскать глазами Отца, чьей вопль было слышно как всегда отчетливо и очень ясно, а где был папа, там были и наши мужья!
Вот только увидеть у меня так ничего и не получилось кроме обнаженных ног Малахита и черной косы Звезды, которой она заправски махала, словно еще одним своим оружием.
Они собрали нас с девочками вместе, закрывая собой с трех сторон и не позволяя ни одному из нападающих Беров задеть нас даже кончиком своего ядовитого когтя, теперь уже не жалея никого, отчего в воздухе сквозь аромат смолы от сломанных и поваленных деревьев, сырости земли и свежести мороза стоял и тошнотворный запах крови…
Я не могла различить, где были свои, а где — чужие, когда все медведи спивались в один черно-красныи фон, где иногда проглядывала земля, словно рваные раны на самой природе, скорее почувствовав, чем уловив слухом, как Мия натужно ахнула, оседая вниз, и поспешно вырывая свою ладошку из моей хватки, чтобы обхватить руками животик.
Паника накрыла удушливой волной в единый миг когда мы со Златой одновременно рухнули на колени в снег, что-то крича, но не спыша даже собственных голосов, и не в силах придумать, что же делать теперь!
Кто сможет помочь и успокоить малыша, который конечно же слышал все, а еще хуже — чувствовал так, как не могли это сделать даже мы, видя все собственными глазами! И я не могла себе представить какого это было для еще не родившегося малыша — чувствовать вокруг столько ненависти и жажды крови от тех, кто был его крови и его рода.
Я что-то шептала сбивчиво и наверное даже не надеясь на то, что малыш меня услышит и поймет, гладя руками животик, который в буквальном смысле шевелился под моими холодными ладонями, словно карапуз, барахтался и пытался выбраться наружу, чтобы помочь своему папе и семье в этой неравной битве.
Шептала, умываясь собственными горькими слезами и слыша вопль, от которого содрогнулась земля, и на секунду словно все замерли, в следующую загрохотав и зарычав еще сильнее, когда я знала, что это Север почувствовал боль своей маленькой жены и страх своего малыша, пытаясь прорваться к ней сквозь врагов, которые, воодушевленные первой победой над его силой воли, кидались лишь еще сильнее и отчаяннее, чтобы не пустить его!
Я отчетливо помнила. сколько сил пришлось приложить нашим Берам, чтобы удержать Севера, когда подобный приступ случился впервые. И что потом стало с полом.
Вот только сейчас Беров было в десятки раз больше, и они не были настроены на то, чтобы помочь ему, а не сделать еще хуже, даже когда Малахит в криком отшвырнул от себя сразу двоих яростных Кадьяков с такой пугающей силой, что они не просто улетели куда-то назад с ускорением и сломанными костями, но в процессе полета успели завалить еще парочку своих собратьев, которым словно не было конца и края.
— Ребенок разорвет ее, если его не успокоить! — закричала Звезда, разрываясь между тем, чтобы броситься на помощь Мие, хрупкое тельце которой начало подрагивать, словно от приступа эпилепсии, а небесно-голубые глаза закатывались от невыносимой боли и страха за свое дитя, которому еще было слишком рано появляться на свет, и тем, чтобы перестать лупить направо и налево ошалевших Кадьяков, которые не ожидали такой прыти и навыков боя от девушки.