Общепризнанным корифеем сунской литературы стал Оуян Сю (1001—1060). Он был и историком и литератором — прозаиком, поэтом, создателем нового жанра — шихуа — «рассуждений о поэзии», которые представляли собой заметки о поэтике, о различных стихах и их авторах. Но более всего Оуян Сю прославился своей прозой в древнем стиле, сочетавшей простоту изложения с глубоким лиризмом.
В Сунскую эпоху зародился новый жанр литературы — бицзи, собрание заметок на самые различные темы. Тут можно было найти мнение автора о прочитанных им книгах, рассказы о случаях из жизни родных, знакомых или его собственной, анекдоты.
Особенно любопытны тематические бицзи, в которых описываются столицы сунского Китая с упоминанием улиц, башен, дворцов, храмов, перечисляются национальные блюда, рассказывается об искусстве сказителей и о вашэ, где они выступали, повествуется о народных обычаях и нравах. В этих бицзи содержатся также сведения о литературе сунского времени.
Наряду с прозой эссеистической продолжала жить и проза новеллистическая. Сунские рассказчики развивали традиции танских новеллистов: героями сунских новелл, как и танских, обычно были ученые-конфуцианцы, служившие при императорском дворе. Они считали себя хранителями образованности, культуры. Им повиновался народ, подавленный традицией и авторитетом. Никакой император, даже если он становился приверженцем иной, даосской, религии и посвящал себя, как сунский император Хуэй-цзун, поискам эликсира бессмертия и приготовлению различных снадобий, не мог управлять Китаем без чиновников-конфуцианцев.
Сунский император сосредоточивал в своих руках огромную власть, без его ведома не могло быть принято решение ни по одному сколько-нибудь важному государственному делу, а выразить несогласие с его мнением было немыслимо. Естественно, что сунские авторы проявляли особый интерес к царствующим особам — и не только своего времени, но и к императорам прошлых династий. Именно этот интерес заставляет скупого на слова автора новеллы «Благородная Ли» снова и снова подробно описывать дары, которые посылал красавице император Хуэй-цзун.
Поскольку многие авторы новелл были придворными историками, в их произведениях содержится немало подлинных исторических фактов. Традиция отрицала за новеллами право на вымысел; считалось, что подобного рода литература отличается от династийной истории лишь тем, что повествует о незначительных, с точки зрения государства, мелочах. Она была как бы призвана дополнить официальную историю любопытными подробностями.
Однако достаточно сравнить между собой новеллы «Ян гуйфэй» и «Порхающая ласточка», где изображены тайский император Сюань-цзун и его знаменитая наложница Ян гуйфэй, — новеллы, построенные на бесспорной исторической основе, но излагающие события по-разному, — чтобы убедиться в том, что перед нами произведения не исторические, а художественные.
Любопытно, что в тех случаях, когда рассказ идет о далеком прошлом, автор не упускает случая заверить своих читателей в подлинности излагаемых событий. В новелле о Чжао Фай-янь сообщается, например, такая подробность:
«В числе моих земляков был некий ученый Ли; изучение конфуцианства было наследственным в его роду занятием. Случилось так, что дела его семьи пришли в упадок. Однажды я заглянул к нему. В углу, у стены, в поломанной бамбуковой корзине лежало несколько старых книг. Среди них было «Частное жизнеописание императрицы Чжао». Некоторые страницы были вырваны или потеряны, но читать было еще можно. Я попросил у Ли эту книгу и, вернувшись к себе, несколько дополнил ее, исправил ошибки. И вот получился связный рассказ для всех любознательных».
Возможно, что чтение древнего повествования и в самом деле подсказало сюжет новеллы, но, памятуя о том, что художественный вымысел не в чести, автор вынужден скромно сводить свою роль к некоторому «дополнению».
Новеллисты сунского времени черпали темы не только из древних книг, но также из более близкой им Танской эпохи. «Красный лист» написан в подражание танской новелле Сюэ Тяо «Чудесное снадобье»[3]. Автор отнюдь не стесняется своей зависимости от столь достойного образца, напротив, он намеренно об этом пишет.
«Я слыхал о том, — говорит его герой, — как Ван Сянь-кэ, увидев однажды У-шуан, добился своего с помощью хитроумного замысла почтенного Гу».
Для сунской новеллы, как и для танской, обязательна необычность происходящего. В рассказе «Братья Бай и фехтовальщик» приводится такое рассуждение: